Взрослые и дети. #Многобукв

А как заранее узнать, позволит данный учитель импульсу перейти в действие или нет? Тестировать? Замерять моральную устойчивость? Уровень нравственности? Так ведь, если говорить о реальных совратителях, они обычно довольно умны и виртуозно лгут, вовлекая в ложь своих жертв. У них самые честные глаза и самый добрый голос. Иначе не было бы случаев, когда подобные практики длятся годами, в них вовлечены десятки детей, и никто ничего не знает – ни родители, ни коллеги. И чем серьезней история, тем меньше обычно утечек. Вскрывается все либо совсем случайно, либо через многие годы. Само собой, такие типы на тест ответят «в лучшем виде».

Далее. Отношения Наставник – Ученик могут быть очень доверительными. Хороший учитель имеет огромное влияние на ребенка, может на время стать для него более значимой фигурой, чем родители, потому что родители – это младенческое прошлое, а учитель – это дверь в будущее. И парадокс в том, что совратители часто бывают действительно очень хорошими учителями – яркими, творческими, харизматичными. Я не знаю, что тут первично – любовь ли к детям в какой-то момент захватывает все грани психики и переходит этически допустимые пределы, или похоть заставляет отращивать в себе качества, обеспечивающие доступ к восторженным ученикам и завладение «добычей». Но сплошь и рядом педагог, близость с которым стала травматичной для одних детей, для десятков и сотен других так и остается примером безусловной порядочности, ума, культуры, человечности – пока все не откроется, но и тогда многие долго не могут поверить. И что, всех хороших учителей теперь подозревать? Пусть работают злобные зануды – с ними точно никто спать не станет?

В общем, лобовых решений «как не допустить» не видно.

И я бы скорее искала ответ не в плоскости «ребенок-педагог». Ведь в истории с 57-й школой общественность потрясли не столько сами факты, сколько то, сколько лет все скрывалось и замалчивалось. «Наконец я не буду сжиматься, когда кто-то отдает мальчика в класс к имярек», – пишет человек, который все знал много лет. Сжимался, но молчал – почему? Факты уже всплывали 10 лет назад – администрация без всякого открытого расследования представила их коллективу как сплетни, и все с готовностью приняли эту версию. Почему? Пострадавшие описывают свои чувства – не столько травму от собственно события, сколько от давления: «Если расскажешь, школу закроют», «Как я буду смотреть всем в глаза?». И мы видели, насколько опасения жертв были обоснованы, чего только они не услышали в свой адрес.

Абьюз может не быть буквально изнасилованием, но в подобных случаях над жертвой изначально нависает угроза другого насилия – психологического насилия группы. Абьюзер это прекрасно знает и осознанно этим пользуется. Рано или поздно ребенок осознает серийность «романов» и поймет, что был лишь объектом использования, но вдобавок и жертвой мышеловки. Ведь рассказать – значит всех подвести, стать предателем. «Стукачкой», как выразился г-н Носик. Именно поэтому наиболее тяжело последствия абьюза сказываются, если дело происходит в узком кругу «своих» – в семье, в сплоченной группе, в закрытом «клубном» учреждении. Или ты терпишь, поступаясь собой, или в один миг можешь утратить всю свою социальную сеть, которая окрысится на тебя за «вынесение сора из избы». Поэтому первыми часто решаются заговорить не сами жертвы, а их «доверенные лица». Им тоже тяжело, но больше шансов выдержать. И, пользуясь случаем, хочется выразить поддержку всем тем выпускникам и учителям, кто взялся за эту неприятную и непростую миссию.

Так вот. Дело не в том, чтобы никому ничего не хотелось. А в том, чтобы существовали правила игры, при которых никто не питал бы иллюзий, что абьюз можно безнаказанно практиковать, прикрываясь невидимыми, но непрозрачными «стенами» закрытой системы.

Не только школа

К сожалению, у меня реакции «не верю» на первые сообщения про 57-ю не возникло ни на секунду. Я не имею никакого отношения к этой школе, просто слышала о ней много, прежде всего хорошего. Однако интуиция выделяла очень тревожные ноты, признаки дисфункциональной системы, закрытой – а значит, неблагополучной – группы.