Взрослые игрушки (СИ)

Ее рот был едва открыт, и я понятия не имел, каким акустическим чудом получается этот взрывающий перепонки дикий, невыносимый звук. Она орала и орала, пока я не начал сходить с ума, и тогда заорал тоже:

- А ну заткнись!!! Заткнись сейчас же!!!

Рэйчел поперхнулась криком, но замолкла, уставившись на меня с полуоткрытым ртом. Я уже ничего не хотел, и игра была не в радость, я хотел, чтобы этого всего не случилось ни с ней, ни со мной…

- Я у-хо-жу! - сказал я как мог внятно, поднимаясь на ноги и едва справляясь с дрожащим голосом. - Я оставляю тебя в покое! Ты понимаешь? Ты меня больше не увидишь!

Ее губы зашевелились и наконец родили внятное слово.

- Улисс!

Второй раз в жизни.

Она узнала меня по голосу.

- Улисс …

Она подползла, на ощупь обняла меня за талию и уткнулась лицом в живот, пачкая его кровью и грязью, хрипло повторяя мое имя, как молитву.

Я почувствовал, что прирастаю к земле. Что это, как это назвать? И в этот момент меня вдруг прошило страхом, будто ее воспоминания заполонили меня - я отчетливо ощутил все это, все до единой мелочи, угасание, ужас, комья земли о крышку… смерть. Ощутил так, будто пережил это сам.

А потом раздался выстрел, и я был почти благодарен стрелявшему..

Раздумывать дальше было уже некогда. Я поднял Рэйчел на руки - она вообще не весила, в ней было фунтов сорок - и сбежал. Разберемся позже.

И впрямь везучая - не сожгли, не убили, не сгорела… Ни дать ни взять - королева второго шанса.

Мы остановились в захолустной гостинице. После нескольких осознанных фраз Рэйчел снова “ушла”, и мне пришлось несколько ночей приводить ее в чувства. Сначала я ее вымыл от всей мерзости, которая ее покрывала, и не скажу, что это было приятно. Когда она высохла, я обалдел: ее черные волосы стали белыми, абсолютной белизны, не имеющей ничего общего с сединой, никакого серовато-перечного оттенка. Чистый снег.

Потом я ее кормил, что было еще отвратительнее. Одно дело охотиться на улице, и совсем другое - когда приводишь кого-то, чтобы скормить мифическому монстру - есть в этом что-то низкое и нечестное. Однако скоро ее глаза очистились и стали прозрачными, голубыми, как вода на отмели. Нет, как лед. Чистый лед.

Я снял дом на окраине, чтобы не привлекать внимания. Рэйчел приходила в норму, и телом, и душой, одно в ней пока напоминало о годах, проведенных в могиле, - днем она ни минуты не спала. Она тихо стонала, кусая пальцы, чтобы приглушить звуки, и, в конце концов, я позволил ей лечь рядом. Сначала Рэйчел сворачивалась клубком у меня под боком и дрожала так, что вибрировала кровать. Это мешало, но я не мог заставить себя ее прогнать. Потом однажды, когда она плакала особенно горько и дрожала особенно сильно, я ее обнял. И по тому, как благодарно она прижалась ко мне, как тихо шепнула мне в шею: спасибо, Улисс, - я понял, что шоу продолжается. Непостижимым образом разные поведенческие модели по отношению к нашим подопечным привели нас с Данте к одному и тому же результату. В конце концов, Рэйчел ведь не понимала, кто загнал ее в могилу, для нее было важно, кто ее вытащил.

И ко всему прочему я и не подозревал, как много она знает способов выражения благодарности…

Однажды вечером, когда Рэйчел наконец почувствовала себя готовой выйти на улицу, я лежал на гостиничной койке и ждал ее возвращения из ванной, размышляя, как расскажу обо всем Данте.

…Она подошла, распространяя вокруг запах первых заморозков. Развела мои колени, стала между ними и провела руками по моим волосам, прямо глядя в глаза. Ее льдинки отражались в моих зрачках приятным мятным холодком. Ее волосы щекотали мне лицо.

- Видишь, мы теперь как брат и сестра, если бы не кожа, - произнесла она тихо, - ты был прав. Я и в самом деле блондинка.

Она поцеловала меня в лоб мягкими холодными губами. Потом ее поцелуй переместился на глаз, она обжигающе глубоко обвела его языком, как будто собираясь высосать из глазницы. Это было возбуждающе и странно.

- У тебя очень красивые глаза, Улисс…

- Лу…

- Называй меня, пожалуйста, Рэйчел.

В следующий момент она отстранилась и плавно воткнула мне что-то в глаз.

С теми, кто не чувствовал ничего подобного, я даже разговаривать не стану на эту тему. У меня (как и у всех нас) очень высокий болевой порог, но сейчас я бы так не сказал. Я даже не смог издать ни звука, ощущая, как острие, зацепив нижнее веко, со скрежетом проходит через отверстие в черепе до самого мозга и вонзается в него раскаленной спицей. Все стало красным и белым, вспышки меняли друг дружку, я не осознавал, что лежу навзничь и рискую захлебнуться собственной кровью, которая без остановки хлещет из глазницы, заливая лицо и весь мир. Кажется, в мозгу задело какие-то участки, отвечающие за восприятие, - звук отключился, потолок вертелся с сумасшедшей скоростью, я видел только половину всего, но и этого было много. Вокруг расплылся запах горящих осенних листьев, и я подумал, что умираю.