Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть I: Ци-Гун

Дальше продолжать не было нужды; по поводу своего глупого и беспокойного ума я уже столько наслушался, что все знал наперед.

Но за то время, что дед учил меня, я усвоил твердо, что все, о чем он говорил, – работало, какими бы дикими ни казались его сказки про Ци-Гун. Поэтому на следующий день на большой перемене я стал так, как он сказал: спиной к бурлящему жизнью школьному двору, и закрыл глаза.

Много лет спустя, когда я поехал учиться в Советский Союз, мне очень повезло на подготовительных курсах. Вполне понятно, что наше обучение начиналось с «преодоления языкового барьера» (так нам говорили преподаватели), для чего собственно и были предназначены эти самые курсы, так что первыми, кто начинал с нами работать, были преподаватели русского языка. По большей части это были немолодые люди, которым «безъязыкие», как они между собой говорили, иностранцы давно надоели. Дело свое они, разумеется, знали, у каждого из них даже была своя методика, но было видно, что им на занятиях скучно. Соответственно, было скучно и их студентам. В нашей группе была совсем другая история – нам повезло и попалась прекрасная молоденькая училка русского языка. Была она только после университета (моложе меня!) и очень старалась. Своя методика (может, и не слишком оригинальная, для детского сада в самый раз) у нее, кстати, тоже была – она использовала русские народные сказки как основу для пополнения словарного запаса.

Когда мы приступили к изучению сказки про избушку на курьих ножках, в которой жила Баба-Яга, и наша училка перевела фразу доброго молодца «Избушка, избушка, повернись ко мне передом, к лесу – задом», я сразу вспомнил свое стояние лицом к забору и спиной к центру школьного двора. Помнится, тогда я подумал, что в те времена я одновременно, наверное, был и добрым молодцем (малолетним, правда), и избушкой на курьих ножках, и Бабой-Ягой, которая эту избушку охраняла. Но такие ассоциации возникли у меня много лет спустя, а пока я стоял в столбе и ждал, когда же я что-то почувствую. Разумеется, ничего не произошло. Я все слышал (еще бы не слышать этот ор, тут не оглохнуть бы), но ничего не чувствовал.

Придя домой, я хотел немедленно сообщить деду, что ничего не почувствовал, но решил не делать этого, потому что знал, что за этим последует наставление на тему о том, что не следует торопиться, что ничего не приходит без длительного труда, что «все стоящее достигается тяжело и медленно, а что достигается легко и быстро, не стоит достижения». Все это я слышал уже тысячу раз и хотя ни разу ничего не понял, все это мне уже надоело. Теперь я понимаю, что тогда делал дед и какое терпение было у него. Он говорил мне вещи, которых маленький мальчик в принципе не мог понять, но повторял их столько раз, чтобы я никогда не смог их забыть, а когда придет время – был бы готов их вспомнить, понять и реализовать. Такая вот мина замедленного действия.

Так что я удержался от вопросов и продолжал день за днем стоять спиной к играющим в мяч одноклассникам. Они ко мне так привыкли, что обращали внимания не больше, чем на столбы школьного забора. Мало того, меня даже бродячие собаки, которым иногда перепадали остатки от школьных завтраков и которых поэтому в школьном дворе было довольно много, перестали замечать. Хорошо, хоть не мочились на меня.

Не помню точно, сколько лет прошло, думаю, не меньше двух. Я по-прежнему ничего «не чувствовал спиной». Наконец я не выдержал и пошел объясняться к деду. Кстати, за эти пару лет старый хитрец меня ни разу ни о чем не спросил. То ли и так знал, то ли просто выдерживал паузу.

Но уж когда я пришел к нему, он закатил мне такую лекцию… Чего он только не говорил. Память у меня была хорошая, так что я все прекрасно помню до сих пор. Правда, понимать, о чем тогда шла речь, я начал десятки лет спустя, а до тех пор это знание просто «хранилось» у меня в голове.

Кстати, о памяти. Сравнительно недавно мне попалась статья, где какие-то (не помню точно, кажется, японские, а может, американские) ученые писали, что они выяснили, почему у человека в старости становится плохо с памятью. Вообще-то я читать не люблю – нет ничего полезного в книжном знании – знавал я многих людей, которые прочитали множество книг и остались такими же слабыми, тупыми и бесполезными, не могущими ни защитить, ни прокормить даже собственную семью. О вещах вроде духовного роста, которые дает (заметьте, без всяких книжек) любой Ци-Гун высшего уровня, я и не говорю.

С самого детства мне повезло, потому что моя вьетнамская родня со стороны матери рассказывала мне вьетнамские сказки, а дед-китаец – китайские. Его сказки было слушать намного интереснее, потому что он был суров, немногословен и использовал сказки не в качестве колыбельной перед сном, а только в «наставительно-поучительных» целях. Был он исключительно практичен и не склонен тратить время на всякую бесполезную чепуху. Наверное, поэтому у него была сказка (вообще-то у него была поучительная история или поговорка на любой случай) по поводу «стоящего» знания.