Взрыв

— Долго так длилось... Не скучно было, черт подери! Но однажды напоролся... Опасно, оказывается, с чужими женами! Чего стоило замять скандалец! Тут уж о карьере не заикайся, тем более — о такой. Депутатов с подмоченной репутацией и без меня хватало...

Он причмокивал, по-свойски подмигивал Ивану Андреевичу, как сподвижнику. «Мельчает... Вначале казался не совсем уж таким... Не таким, как сейчас», — думал Иван Андреевич. Ему не хотелось слушать, и он терпел только потому, что поздно было прерывать: вначале не остановил эту болтовню, а теперь уж ни к чему.

— Вы осуждаете меня, господин профессор? Напра-а-сно‑о... У каждой медали, как известно, две стороны. Да, я изменял жене. Но именно после каждого случая измены у меня появлялась особая нежность к своей супруге. Сначала — чувство вины. Потом я понимал совершенно очевидное — она нисколько не хуже моей очередной любовницы. Затем вспыхивала самая настоящая любовь. Я рвался к своей жене, как в первые дни после свадьбы. Курьез, но это так: любовницы помогали мне любить свою жену, разжигали чувство. Если хотите, они укрепляли наши взаимоотношения с женой.

Жак дотронулся до бокового кармана пиджака, мечтательно протянул:

— Закурить бы-ы... Запрещено! Так вот, жена однажды узнала. Представляете, ничего не поняла, что я говорил ей о карьере, о любви к ней... Скандал! Тут встретился господин Гровс, я махнул на все рукой и подписал контракт. Заработаю много денег, думал, а с деньгами даже собственная жена будет покладистее... Надо поправить жизнь. Не поздно, как вы думаете, господин профессор?

— Кому как. В таких делах я плохой советчик.

— Надо бы начать кое-что заново, — вздохнул Жак. — Выбраться отсюда — такая задача. Вместе с вами! А это можно. Если эксперимент завершится успешно, никто не станет удерживать. Но, честно говоря, как специалист я — ноль, хорошо это понимаю. И еще... я вам сказал не все. Главная цель моей работы здесь — деньги. Получится с солдатом, я — состоятельный человек. Деньги откроют все двери. В этой ситуации моя судьба зависит от вас. Я говорю откровенно. Понимаю, могу показаться болтуном, авантюристом, кем угодно... Я открыл душу. Работа в научном Центре не прошла бесследно, я стал другим человеком. Вы же русский, а русские гуманны. Помогите! Возьмитесь за мой эксперимент с бедным солдатом, верните его и меня к настоящей, нормальной жизни! — Жак умоляюще заглядывал в глаза профессора.

— Вон, оказывается, в чем дело! — поморщился Иван Андреевич. — Господин Сенье, я бы помог вам. Но теперь — не могу. Вы знаете, как руководство Центра обошлось со мной. В этих условиях ни о какой моей работе здесь не может быть и речи. — Иван Андреевич раскланялся.

Жак остался у закрытого подъезда недалеко от перекрестка. К нему (как с неба свалился!), добродушно улыбаясь, подошел Хаббарт.

— Надеюсь — с успехом? — хлопнул он по плечу Жака.

— На нолях, — развел руками Жак. Нисколько не удивился он неожиданному появлению Хаббарта. В любое время, где угодно тот может возникнуть без всякого предупреждения — такой он человек. — Я говорил почти чистую правду. Не поверил...

— Смешной ты! — Хаббарт снял очки, протер платком стекла: — Сейчас вранью больше веры, чем правде. Что дальше с профессором? А если я поговорю?.. — задумался он.

Заманчиво это — уговорить Петракова, все равно что одержать победу, не вступая в бой. Остались бы позади и этот истаскавшийся Жак, и согбенный Уоткинс, да и сам Гровс. Тем более сейчас, когда наступил критический момент у солдата, когда ни дня не проходит без внеочередного требования с материка отчитаться о ходе завершения эксперимента.

— Жаль, что так получилось. — Хаббарт в задумчивости кусал губы. Положено сразу идти к Гровсу — такая служба, доложить надо об этом провале с Петраковым. Но мысль о попытке самому заняться профессором захватила его.

Он оставил Жака одного и направился по серой, безликой улице следом за Петраковым. В конце концов, чем он, Хаббарт, хуже этих так называемых специалистов? Он тоже имеет медицинское образование. Сразу после получения права на врачевание поступил... служить в разведку. Хорошее это дело. Каждый встречный ходит под тобой, потому что каждого можешь согнуть в бараний рог. А всякие громкие таланты, сверхумелые мастера или эрудиты так называемые — все это чепуха. На этом не разбогатеешь, карьеру не сделаешь.

Нравится работа, потому и относится к ней с душой. Шеф по достоинству ценит его, Хаббарта, вот и доверил такой ответственный пост на далеком от материка острове. Если бы справиться с Петраковым!.. Тогда бы в победителях ходил один он, Хаббарт, успешное завершение эксперимента было бы прежде всего его заслугой. А такое признание — это деньги, присвоение внеочередного звания, дальнейшее продвижение по службе.

Пройдя квартал, Хаббарт увидел впереди себя за поворотом ссутулившегося Петракова. Чуть было не догнал. Так нельзя, а то заметит слежку, и тогда с разговором об эксперименте лучше не подступаться. Переждал, пока профессор свернет на «свою» улицу, лишь потом направился по его следу.