Взрыв

На этот раз он вел себя необычно. Ни тени угодливости, суетливости, подобострастия. Тощий, жилистый, с приплюснутой змеиной головой и сухими петушиными ногами, обтянутыми клетчатыми брючками, он был надменен и сух. И на этот раз он помогал сгружать ящики, но делал это неторопливо и даже важно.

А Никита ходил за ним следом и помечал его ящики. Незаметно, в то время, когда Яя выходил из склада. Но последний ящик он пометил демонстративно, на виду у караван-баши.

Надо было видеть, как позеленел Яя!

Он остановился, как конь, налетевший на препятствие. Никита видел, что ему не хватает воздуха.

Наконец Яя судорожно вздохнул и уставился Никите в переносицу таким тяжелым, ненавидящим взглядом, что Никита физически ощутил его. Будто холодным, жестким пальцем нажали на переносицу.

Никита не был трусом, но тут ему стало на миг жутковато. Яя просвистел что-то сквозь стиснутые зубы, круто повернулся и вышел.

Бабакулиев уже провел контрольную проверку, оформил бумаги, и Яя, не дав отдохнуть людям, визгливыми, яростными криками разогнав их по машинам, развернул колонну и поспешно увел ее к себе за кордон.

Помеченных ящиков было тринадцать, чёртова дюжина.

Потрошить их все не имело смысла, упаковка была столь тщательна, что восстановить бы ее наверняка не удалось. Никита уже убедился в этом однажды.

Аннаниязов, безусловно, заметил бы переворошенные ящики.

Его надо было брать с поличным, схватить за руку.

За полчаса до прибытия автоколонны, возглавляемой, как обычно, Аннаниязовым, на КПП прибыл майор Михайлов, тот самый, которому Никита передал записку. Полностью в курсе предстоящей операции были только капитан Чубатый и Бабакулиев.

Всем свободным от нарядов и дежурств солдатам капитан приказал собраться у склада.

— Поможете загрузиться, — коротко приказал он.

Но, очевидно, ребята почувствовали напряжение, в котором находился их командир, обратили внимание на серьезные, хмурые лица Никиты и Бабакулиева.

Солдаты сбились кучкой, закурили и о чем-то перешептывались, настороженно поглядывая на незнакомого майора.

Появление лихого автоджигита Керима Аннаниязова до мелочей напоминало все предыдущие его появления.

Он влетел на площадь, круто развернул свой мощный ЗИЛ — щебенка брызнула из-под колес — и резко осадил его ровнехонько напротив ворот склада.

Что бы ни думал Никита об Аннаниязове, в чем бы ни подозревал, он искренне восхитился шоферской его уверенностью и артистизмом.

Сияя острозубой своей улыбкой, Аннаниязов приветливо поздоровался со всеми и, не теряя ни секунды, принялся помогать грузчику и солдатам загружаться

Первый же ящик, который он легко пронес на плече мимо Никиты, был из чертовой дюжины Яя.

Никита переглянулся с майором Михайловым, тот незаметно сделал предостерегающий жест: не торопись.

Бросив в кузов еще пару ящиков, Аннаниязов обошел вокруг машины, деловито, исконным шоферским жестом попинал скаты, потом открыл капот и стал ковыряться в моторе.

Минут через двадцать автомобиль был загружен. Ни одного помеченного Никитой ящика больше не попало в него.

Никита подошел к Михайлову.

— По-моему, пора, — сказал он.

— Да, начинайте, — ответил майор.

Никита сделал знак Васе Чубатому, капитан понимающе кивнул в ответ.

— Слушай мою команду, — негромко сказал он и, когда солдаты обернулись к нему, приказал: — Разгрузить машину!

На мгновение стало тихо-тихо. Недоуменно умолкли грузчики и шоферы с других машин, переглянулись пограничники, как бы спрашивая друг друга взглядами: не ослышались ли, правильно ли поняли приказ своего командира.

— Выполняйте! — коротко бросил капитан, и все разом пришло в движение: солдаты сноровисто принялись за разгрузку.

Никита наблюдал за Аннаниязовым. Тот медленно разогнул спину, захлопнул капот.

Пропеченное солнцем лицо его посерело. Некоторое время он стоял опустив голову, будто раздумывая, машинально вытирал ветошью руки. Потом он весь напрягся, набычился и, по-медвежьи косолапя, пошел на Никиту. Но в двух шагах от него Аннаниязов остановился.

Он молча глядел на Никиту, медленно сжимая и разжимая кулаки.

— Ты опять? Издеваешься? Ты цепной собака, ищейка! — Он прохрипел, будто выплюнул, длинное грязное ругательство.

Никита усмехнулся.

— Не горячись, Аннаниязов, — тихо сказал он, — знакомые слова говоришь, где-то я их недавно читал.

— Больше в погранзоне не будешь, — сказал Бабакулиев и встал между Никитой и шофером. — Я тебе обещал.

— Да! — закричал Аннаниязов и так рванул рубаху на груди, что брызнули пуговицы. — Да! Я честный человек! Я рабочий человек! Да! Зачем оскорбляет?! Он! Люди смеются! Издевается! Нарочно! — На губах его выступила пена, толстая темная жила набухла на лбу.

— Успокойтесь, — холодно сказал майор. — Честному человеку принесут извинения. А теперь не мешайте.

Машина была уже разгружена. Гиви Баркая и Ваня Федотов, подававшие ящики с кузова, спрыгнули на землю, закурили.

Никита и Михайлов подошли к помеченному ящику, и Никита решительно вскрыл его.

В ящике лежал урюк. Обычный, плотно спрессованный, нежно-оранжевого цвета, полупрозрачный отборный урюк.

Никита выпрямился, растерянно огляделся.