Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

Вслед за ударом обрушился ад ненависти, и вдруг сотни легионеров погибли. Плоть и кости, адамантий и керамит, были уничтожены невероятной силой. Тела превратились в пепел, броня раскрошилась в обуглившиеся обломки, хорошо знакомые Меросу легионеры были стерты с лица галактики за один удар сердца.

Но самое ужасное заключалось в том, что он разделил их смерть. Мерос почувствовал, как все они одновременно погибли, почувствовал своей кровью и плотью, шок потряс его и каждого сына Сангвиния. Если бы апотекарий верил в подобное, он бы сказал, что произошедшее прожгло дыру в его душе.

Он упал на колени, затем с трудом поднялся и побежал. Все, что он видел, — примарх, лежащий в неглубоком кратере. Крылья Ангела окутали его, подобно белому савану, кожа была смертельно бледной.

Сердца Мероса сжались в груди. Сангвиний жив, но потерян для них. Апотекарий прикоснулся к лицу повелителя и почувствовал едва уловимое тепло. В этот миг пронзивший его осколок страха, а это был именно он, превратился в неистовую ярость. Глубоко в душе Мерос понял, что-то сломалось, разорвалась цепь, закрытая дверь слетела с петель. Глубокое потрясение коснулось чего-то изначального и смертоносного в нем, и он точно знал, что каждый воин, делившим с ним кровное родство, испытал то же самое чувство.

— Назад! — сильные руки оттолкнули апотекария, и он упал в грязь. Его окружили золотые доспехи Сангвинарной гвардии, собравшиеся вокруг своего повелителя. Дикий взгляд Азкаэллона выдавал его потрясение. — Защищай примарха!

Мерос пришел в себя и встал, заметив бегущего Ралдорона. Доспех первого капитана был перепачкан нечистой кровью, на побледневшем лице читался шок.

— Мы должны отступить к флагману, — выкрикнул Ралдорон. — Перегруппироваться!

Апотекарий, пошатываясь, вернулся к павшему примарху, отбросив все мысли о том, что случилось, сосредоточившись на происходящем.

— Я помогу ему, — начал он. Это было его призванием. Этому его обучили.

Ангел пал. И я тоже.

Рядом раздался гул телепортационного луча, но Мерос не обратил на него внимания. Он еще раз потянулся к примарху, и в этот момент их поглотила изумрудная молния.

И только сейчас он посмотрел и увидел.

В лазарете дюжина апотекариев толпилась вокруг неподвижного тела Сангвиния. Они перепробовали всевозможные способы, чтобы привести его в чувство, и терпели неудачу. Мерос некоторое время смотрел, его тело все еще трясло из-за повреждений при рематериализации, вызванных широкосферным телепортационным эффектом. Он рассказывал то, что видел, ошеломленным воинам, оставшимся защищать «Красную слезу».

В некотором смысле все Кровавые Ангелы узнали, как только это случилось. Не только те, что были на поле битвы, но и здесь, на упавшем флагмане, и, без сомнения, те, кто находились высоко на орбите, среди бесконечных сполохов лазерного огня, которые отмечали продолжавшееся космическое сражение.

Мерос наклонился вперед и ухватился за сломанную рельсовую направляющую, словно палуба под ним накренилась, как у галеона в шторм.

Когда воздух вокруг омертвел, он понял, кто пришел.

— Они убили его? — спросила женщина, рыдания сдавили ее горло.

Он покачал головой.

— Тебя не должно быть здесь, Тиллиан.

— Как они могли убить его? — настойчиво спросила Ниоба, требуя ответа, как надоедливое дитя.

— Ангел не мертв, — выдавил слова сквозь сжатые зубы Мерос. — Но он… пал.

В бессмертный сон. Шок… — апотекарий запнулся, не в состоянии выразить мысли. — Я не знаю как.

Но это была не вся правда. Он подозревал.

Сначала, когда Мерос услышал о самоубийствах и нервных срывах среди сервов и летописцев, он считал, что возможная причина этому — инфекция. Ментальный вирус, не затрагивающий генетически усовершенствованного, но заражающий обычного человека. Теперь он задавался вопросом, что если причина по своей природе была не физической. Энергии варп-пространства могли уничтожить человека, беззащитного перед ними, как свет солнца сжигал глаза или радиация поражала незащищенную кожу. Эти чудовища, демоны, смердели варпом. Если они испортили и заразили саму планету, что Мерос видел собственными глазами, тогда в их силах было пагубно повлиять на разумы, не готовые противостоять им.

Он вспомнил несчастного Халердайса Гервина, которого напугал вид имматериума. Летописец боялся уснуть из-за страха перед своими сновидениями и в конце концов дошел до попытки самоубийства в поиске душевного успокоения. Работа каталептического узла позволяла Меросу обходиться без сна с момента прибытия флота в скопления Сигнус. «Если я сейчас усну, — задумался он, — что увижу?»

И возник куда более важный вопрос. Что если Легионес Астартес не защищены от таких сил?

— Он угодил в ловушку, — сказала Ниоба. — А без Сангвиния мы все умрем здесь.

Слова женщины разожгли внезапный и сильный гнев в груди Мероса, и он порывисто развернулся к ней. Она испуганно вскрикнула.

— Замолчи! — проревел он, его гнев моментально обратился в ярость. — Отправляйся вниз и оставайся там! Немедленно! Сейчас же!