Я понимал его, потому что знал, откуда он: желе, или желеть, означает беспорядочно двигаться; дротики – это точная рифмовка; банджить означает, что мы собираемся выйти отсюда, мы собираемся сбанджить отсюда. Политиканство означает разговор с кем-то другим. Вся эта херня от Лаунджера, Cappa и их семьи. Cappa тоже известен сленгом, но король сленга все же его брат.
Дом «Ооу» тоже придумал Лаунджер. Дом так назывался, потому что чуваки выходили оттуда такие «Ооу» и зажигали. Это дом «Ооу». Да, еще один. Ооу. Ооу.
Тебе просто нужно было послушать, как он говорит. И ты тоже начинал говорить всякую херню типа: «Я в магазине. Я собираюсь желеть. Тут банджить и бингить. Поп немного. Да. Так и сделаем». 99 % сленга, который вышел из Нью-Йорка, исходил из уст Лаунджера. Большинство людей даже не знают об этом. И он никогда не останавливался, продолжая придумывать новые слова и новую терминологию каждый день.
Как бы то ни было, Лаунджер обычно кричал с крыши: «Копы идут, копы идут», – тогда как копов не было. И постоянно подвывал. Мы ненавидели его за это.
Но в тот день по какой-то причине он делал все наоборот. И, когда они на самом деле появились, он промолчал. Мудак.
Благо, между нами с Meth была какая-то ментальная связь. Мы были так плотно настроены друг на друга, что он мог читать мои мысли с другого конца улицы. Я серьезно. Все, что мне нужно было сделать, это просто посмотреть на него, и он по выражению лица мог понять, что делать.
Итак, мы на точке, и я чую что-то странное, я до сих пор испытываю эти небольшие приступы озноба, как будто впереди опасность! У меня внутри словно что-то вроде шума. Я не могу объяснить, что это. Это как паучье чутье, какое-то сверхъестественное чувство.
Все, что я знал, это то, что творится странная херня. Поэтому я ушел с тротуара. Как только я сошел с тротуара, к нам подъезжают полицейские и оперативная группа по борьбе с наркотиками. Они появляются только тогда, когда агент совершает покупку с мечеными купюрами. В тот день была целая команда этих кренделей.
Meth, конечно, сучоныш. Я оборачиваюсь, смотрю ему прямо в глаза, мне не пришлось даже двигать губами. Карл Льюис в движении. Он исчез. Он не стал тратить время на то, чтобы осмотреться. Он просто знал, что нужно делать, потому что я посмотрел ему в глаза. В тот момент, когда я обернулся и посмотрел на него, он уже стал «Человеком тьмы»[28]
. Можно было заметить только его зеленый плащ, мелькнувший у подъезда.К тому времени, как он скользнул внутрь, полицейские уже проходили через заднюю дверь к передней части здания. Он прошел мимо этих ублюдков, поднялся по лестнице, избавился от товара и вышел.
И он такой: «Ух! Йоу, йоу! Чувак, я читаю твои мысли!»
Я просто ухмыльнулся и сказал: «Читаешь. Я знаю. Знаю».
Африканцы, арендовавшие нам тачки, в свое время нам очень помогли. Мы стали более мобильными. Могли оперативно добраться в центр за товаром, могли просто спокойно кататься по городу. Мы встречались с чуваками из разных кварталов и осваивали новые территории. Каждый уик-энд мы ходили гулять. Наш пра́джект становился городом-призраком. Наша работа стала напоминать обычную пятидневку. В выходные мы действительно не хотели слышать о наркоманах и прочем дерьме. Конечно, барыги оставались на точках. А мы лишь подвозили пакеты, забирали деньги, катались по округе и курили.
Все это время я учился в средней профессиональной школе «Макки». Чтобы туда попасть, я сдал вступительный экзамен, какой-то тест на способности или что-то типа того. Это была специализированная школа, и я сделал все, чтобы попасть в нее.
Чуть позже я понял, что мне уже не нужно торчать на улице, чтобы обеспечить себя стабильным заработком. Я вставал в восемь утра, раздавал пакеты чувакам, и они заставляли мои деньги работать, пока я учился. К трем часам, когда я возвращался из школы, все было продано. Так что я просто забирал свои деньги и сливал новую партию.
Затем я шел домой и делал домашнюю работу. Я выходил снова либо поздно вечером, либо рано утром по дороге в школу, собирал свои деньги и выдавал новые пакеты. Все это превратилось в рутину. Я позволил твердолобым ублюдкам, которые хотели торчать дома и оставаться необразованными, продавать мой товар, пока я был в школе. Я знал, что эти чуваки всегда будут такими. Они никогда не ходили в школу и никогда не выходили за пределы района. Они были счастливы, просто делая то, что делали.
Мы все барыжили на Острове, но мне никогда не нравилось торчать на точке каждый день. Я не хотел, чтобы меня знали копы, любопытные соседи и стукачи. В любом случае помимо школы я все равно не хотел торчать в Хилле весь день. Уж точно не тогда, когда был у тебя город, который можно было исследовать.