Мне было девятнадцать, когда я впервые стал отцом. Будущая мать моего ребенка выросла в пра́джектах вместе со мной. Она жила на вершине холма. Ее мама была не против, что к ней приходили соседские мальчишки, это никогда не было проблемой. Я помню, что у них была двухъярусная кровать, а в середине ее кровати была впадина, похожая на выгребную яму. И я приходил туда иногда посреди ночи.
Я был просто маленьким озабоченным ублюдком, а эта девчонка была маленькой милашкой с района. С тех пор как моя первая девушка разбила мне сердце, концепция верности вылетела в окно. Я просто пытался трахнуть все, что двигалось.
А потом эта маленькая милашка забеременела, через три месяца после нашего знакомства. Как и многие другие вещи в гетто, это была случайность. Это было тяжело, потому что я был еще слишком молод, чтобы понять, как изменится мой мир. Я бегал по улицам. Я барыжил. И мне тоже, как и ей, было страшно. Я не знал, что делать. Я был немного расстроен всей этой ситуацией.
Подросткам нужно кое-что уяснить: дети для семейных пар. Люди не должны рожать детей, если они не женаты. В гетто этому не учат. Чуваки рожают детей в два счета. «О, у меня будет от тебя ребенок». – «Детка, мы даже с тобой не вместе. Мы даже не женаты. Я встречался с тобой неделю. Я был с тобой всего два месяца. Даже не полгода. Не должно быть так». Но на районе все не так. Если женщина забеременела, она в дерьме. А в те времена аборт не был вариантом. Они не верили в это дерьмо.
С матерью моего сына я прожил два-три месяца, чтобы посмотреть, сможем ли мы быть вместе, но мы не нашли общего языка, и я ушел. Я позволил ей жить своей жизнью вместо того, чтобы застрять со мной до конца ее дней только из-за того, что у нас ребенок. Но я не собирался просто взять и бросить их. Это основная причина, из-за которой я до сих пор в Нью-Йорке, – из-за семьи.
Многое в воспитании Донте происходило методом проб и ошибок. Дело было не в заботе о ребенке. Поскольку я заботился о своем младшем брате в детстве, мысль о том, как воспитывать мальчишку, меня не очень беспокоила. Просто у меня не было примера для подражания. Моя мать никогда не была замужем и всегда работала. Большую часть времени я не знал, что происходит.
По правде говоря, я был расстроен из-за необходимости тратить больше денег. Но не поймите меня неправильно – я люблю своих детей и сделаю все что угодно для любого из них. Когда я был дома, я всегда был рядом. Все мои дети знают, кто их отец.
И Донте был для меня еще одной важной причиной, чтобы уйти с улицы. Он – основная причина, по которой я поступил в колледж. Но в то время я все еще не мог заработать достаточно, чтобы прокормить себя, позаботиться о нем и не попасть в тюрьму. Поэтому я делал все возможное. Чуть позже Wu-Tang начал набирать обороты, и это потребовало от меня гораздо больше выездов. Я гулял, гастролировал и, когда возвращался, проверял, что у Тани есть все, что нужно ей и Донте. Одна из моих нянь, Си-Си, нянчилась и с моим сыном. Таня отводила Донте к Си-Си, которая с удовольствием возилась с ним, и обычно они гуляли на районе. Си-Си любила моего сына.
Просто так получилось, что однажды Си-Си оказалась в Стэплтоне, и какие-то чуваки начали перестрелку, как это бывает на районе. Чувак, с которым я зависал в пра́джектах, – был в игре. Он пытался убить парня по имени Шон Берри. Во время перестрелки Шон схватил моего сына, прижал к себе и использовал его как заложника, как гребаный живой щит. Донте прострелили руку и почку.
Ему было два года.
Я был в Сан-Франциско, когда узнал об этом. И прилетел как можно скорее. Мой сын дважды умирал на операционном столе, и оба раза возвращался. Ему наложили швы и вытащили две пули из почки, которую он потерял. Он вывихнул два пальца, и некоторые нервы в позвоночнике были повреждены. С тех пор он прошел много различных видов терапии. Очень много.
Когда я впервые увидел Донте в больнице на операционном столе, я был в шоке. И самое печальное в этом то, что у черных из гетто нет даже мысли ни о какой психологической помощи в этих ситуациях. Я ничего об этом не знал. Я приходил в себя, как мог, накуривался и напивался.
RZA и остальные не помогли мне, им было пох. На самом деле, они просто передавали мне травку. RZA заплатил мне за выступления, которые я отработал, и посчитал, что этого достаточно. Я не получил никакой психологической, дружеской поддержки от этих парней, которых я считал своими братьями. В тот момент их слава, богатство и значимость померкли в моих глазах. Я был раздавлен.
Так что я прошел через все это. Мои братья не поддержали меня. И единственным человеком, который действительно был рядом со мной, был Meth. Meth – это семья, мы были крепко связаны с ним. А может, мы были близки, потому что Meth был влюблен в сестру матери моего сына… Это не имело никакого значения.