XIRTAM. Забыть Агренду

— Возможно, и так, — финансист внимательно посмотрел в глаза собеседнику, — но, мне странно, что ваш комиссар в записке угрожает прилететь в Акабу, чтобы убить детей офицера миротворцев ООН, и добавляет, что уже убил нескольких миротворцев. Как я понял объяснения Мансура, у них с Зауэром возник конфликт из-за женщины. Вам не кажется, что подобная ситуация, мягко говоря, ненормальна?

— Да, это ненормально, но я уверен, что мой сотрудник действовал обоснованно. А что касается действий офицеров миротворческих сил, то это вне моей компетенции.

— На том блок-посту, — вмешался Ребюф, — есть еще наши французские миротворцы, и я получил неофициальное сообщение, что с ними потеряна связь, а иорданский офицер утверждает, что все французы, якобы, отправились прочесывать какой-то сектор. Если сопоставить это с запиской Зауэра, то возникает подозрение: Зауэр убил французских миротворцев, а Мансур это скрывает, чтобы не сорвалась сделка с трупом Лерадо.

— Мсье Ребюф, — строго сказал Наггерт, — не отвлекайтесь на посторонние вопросы.

— Но записка комиссара Зауэра… — начал француз.

— Нет записки, — перебил финансист, — и никогда не было.

— Э… То есть, как.

— Так. Мне не нужно, чтобы мое имя и имя моего друга Линна, трепали журналисты в контексте какой-то мутной криминальной истории. Поэтому, мой сотрудник выкупил несуществующую записку у лейтенанта Мансура, и сжег ее. Если кто-либо с какой-то целью начнет демонстрировать, якобы, копию такой несуществующей записки, то мой адвокат затаскает по судам авторов и распространителей подобной клеветы.

…

Несколько позже. Центрально-Африканская Республика.

Сепаратная территория Ог-Ндэле.

40 километров северо-западнее города Ндэле. Биосферный резерват Баминги.

Переправа через реку Вото, деревня Вото-Наво.

Моста здесь не было. Была классическая паромная переправа: толстые деревья на двух берегах, трос, привязанный к этим деревьям, плот из бревен, и дизельная лебедка. Эта лебедка сломалась, и паромщик сообщил: «Надо подождать. Кому надо, тот починит. Может быть, никому не надо. Тогда мы в конце месяца соберемся и подумаем». Идея подумать прямо сейчас (высказанная Стэном), показалась паромщику парадоксальной, потому что уже полдень, хватит работать. Уточненная идея (подумать за сто долларов) заинтересовала паромщика, но сегодня он все равно был не согласен думать о работе, причем сумма тут роли не играла. Хоть тысяча баксов, хоть миллион. Но утром, после рассвета, пожалуй, за сто баксов он подумает, да. Но только, если будет новая лебедка, потому что если не будет новой лебедки, то думать не о чем. Так и договорились.

Паромщик отправился домой к жене, которая (как он с гордостью сообщил) хорошо готовит обед, и к тому же очень красивая. Веселый охотник — банту Югурта, тут же отправился на «Виллисе» с пулеметом, за лебедкой, а обстоятельный голландец (или точнее, трек-бур) Хеопс, выкурив сигарету, одолжил у временных компаньонов один велосипед, и неспешно поехал на деревенский рынок за какой-нибудь едой. Стэн был оставлен около «Лендровера», для присмотра за техникой, за вещами, и за Беатой. По общему мнению Югурты и Хеопса, мисс Мидгем по степени адаптации к здешним условиям, была на уровне 7-летнего ребенка. Вслух они этого не говорили, но «очень громко думали». Беата сама уже сообразила, что ее опыт работы в Камеруне (в стране доброжелательной и благополучной по экваториально-африканским меркам) никак не соответствует условиям самостоятельного выживания здесь — в ЦАР и окрестностях.

Несколько приуныв от этого открытия, она, чтобы вернуть себе позитивное настроение, занялась однодневным бытом. Заплатив 5 долларов трем местным тинэйджерам, Беата быстро поставила с их помощью тент, и построила первобытный каменный очаг, затем вскипятила воду в котелке и заварила местную разновидность чая (из флоры, которую притащили все те же тинэйджеры). Стэн был приглашен на чашку этого чая, с таким пафосом, будто речь шла о чайной церемонии времен расцвета самурайской Японии.

Разумеется, к чайной церемонии прилагалась светская беседа — а как же иначе?

— Стэн, пока мы одни, — негромко произнесла голландка, — объясни: что случилось?

— Откуда начать? — спросил он.

— От того момента, как ты ушел на тот холм, наблюдать.

— Ясно. Если вкратце, то я понаблюдал, вернулся. Увидел, что тебя нет. Кстати, ты что-нибудь помнишь в этой части?

— Практически, ничего, — сказала она, — Меня как-то хитро стукнули сзади, и я пришла в сознание уже с мешком на голове, а руки связаны скотчем. Меня привезли на блок-пост, пихнули в какой-то сарай, а примерно через час появились какие-то дерьмовые арабы в униформе UN, сняли с меня этот мешок, развязали руки, оставили кружку воды и пачку галет, ни слова не сказали, и ушли. Больше до ночи никаких событий. Мне пришлось использовать угол сарая вместо сортира, но это не событие, верно? Потом, уже ночью, стрельба и крики. А еще через некоторое время меня выпихнули с блок-поста на юг.