XX век как жизнь. Воспоминания

Евгений Максимович был прав, отказавшись явиться Ельцину. Уверен, что решающую роль сыграла здесь не политика, а чувство собственного достоинства. Если бы это был не единичный, не единственный случай, президент стал бы более „предсказуем“. В конце концов, самодурство начальства есть функция терпения подчиненных.

Как бы то ни было, Ельцин со всеми своими плюсами и минусами уходит в прошлое. Он сохранил нам свободу. Но сам остался рабом своего несвободного прошлого. Надеюсь, что никакие избирательные технологии не помешают нам свободно избрать президента с другим прошлым, а значит, с другим распределением света и теней».

Насчет другого распределения света и теней все оказалось правильным. Но ход конем, который сделал Ельцин, указав, за кого нужно голосовать, превратил нас, избирателей, в рабов своего несвободного прошлого.

Но тема Путина почти уже за пределами моих заметок.

Что же касается «позднего» Ельцина, то у меня часто спрашивали, не напоминает ли он Брежнева. Вот, например, материал из «Собеседника» (№ 26, 1999):

«Если говорить о манере себя держать, то, действительно, иногда мне кажется, что мы возвращены в прошлое. Ну, может, это похоже не на позднего, а на „среднего“ Брежнева: замедленная походка, величавость, этакая царственность, порой не очень хорошо артикулированная речь. Похожа и ситуация вокруг: двор, придворные, свита, которая, как известно, всегда играет короля…

Тут я не очень достоверный свидетель, ибо принадлежал к брежневской челяди второй категории. Не был постоянным человеком свиты — приезжал на какое-то время писать ту или иную бумагу, а потом долго мог не видеть Брежнева. Настоящая же свита — челядь первой категории — это те люди, которые имели постоянный доступ к телу.

Те, кто сегодня возле Ельцина, — помоложе и пограмотнее тех, кто имел доступ к Брежневу. Но их функция та же: по возможности оградить шефа от „ненужных“ людей и раздражительной информации, убедить своего „короля“, что он — самый умный, великий и нужный любимой стране. Причем сейчас, насколько я могу судить, все это делается эффективнее. Я хотел бы ошибиться, но складывается впечатление, что Ельцин закупорен, отрезан и от объективной информации, и от людей сильнее, чем Брежнев.

Значит, многие, если не все наши беды — от излишней убеждаемости первого лица?

Все наши беды прежде всего от нас самих, от того, что мы оказались недостойны свободы, которую хотели и за которую боролись. Что же касается „первого лица“, то вы отчасти правы. Что значит „излишняя убеждаемость“? Это значит, что у „лица“ нет внутреннего, ориентированного на реальное положение дел критерия оценки информации. И нет желания посмотреть на себя со стороны.

По-моему, умение смотреть на себя со стороны — одно из главных свойств интеллигентного человека. К сожалению, обладание властью, как правило, лишает человека самоиронии. И боюсь, что в этом отношении сегодняшний Ельцин и правда похож на Брежнева. Барьер самоиронии спасает от „излишней убеждаемости“. Когда он есть, вас трудно убедить, что вы гений, что вы единственный и незаменимый. Можно (а иногда и нужно) сыграть гения, но понимая при этом, что ты не гений. Однако ни Брежнев, ни Ельцин оказались неспособны на такую самоотстраненность.

Еще одна область „похожести“ — привилегии. Впрочем, тут нынешняя демократия оставила далеко позади прежний тоталитаризм. Куда там Брежневу и его челяди до нашего „короля“ и его свиты!

Не потому ли, что в нынешнюю власть попадали такие люди, которые просто не могут быть иными?

Так ведь люди-то практически все те же — партийная и советская номенклатура застойных времен, вышедшая из аппарата ЦК, обкомов, крупные хозяйственники — они и сейчас власть. Изменились обстоятельства. Раньше была идеология. Лицемерная, но все-таки была. И в общем-то считались неприличными все эти шалости с роскошными кабинетами, иномарками, дачами. Привилегии, конечно, были, но была негласная норма. Если нарушил, тебя могли вызвать и сказать: „Положишь партийный билет!“ А ныне класть нечего. Изменились правила игры. Власть стала нескрываемым источником личного обогащения. Помните знаменитое карамзинское: „Воруют…“? Вот так и живем».

* * *

Где-то в первой половине 2000 года я понял, что из «Известий» надо уходить. Газета стала покрываться липким налетом пошлости. Лидировал здесь Денис Горелов. Человек, не лишенный бойкого пера, но вряд ли хорошо знакомый с тактом. Лицом «Известий» стал Максим Соколов, заставляющий каждый раз вспоминать древнее: «Многознание не научает уму». Появились заметки о «светской жизни», как и положено, пошлые и претенциозные.

Мне не говорили: «Уходи!» Но делали газету, в которой моим аналитическим кирпичам, да еще и не «новостным», да еще и сочиненным сидя, явно не оставалось места.

В моем рабочем календаре все чаще встречаются записи: «Не печатают» или «не печатают и молчат».

Я привык приходить на работу, как на праздник. Праздник кончился.

* * *