XX век: Хроника необъяснимого. Событие за событием

«Мне лет 16–17, вечер, комната, света нет, я лежу на кровати. Форточка открыта. Вдруг залетает какаято штучка. Оранжево-красная, внутри что-то вращалось. С хвостиком. Все вместе сантиметров пятьдесят. Беззвучно залетела, подлетела к кровати, остановилась и потом вылетела на кухню. Я закричал от страха. После этого появилось необъяснимое желание рисовать. Поступил учиться во Фрунзе. Это первый случай. Теперь второй.

1970 год. Возвращался с гор на грузовой машине. И с самого перевала улетели в пропасть — тормоза отказали. Летели метров восемьдесят. Водителя первым выбросило — только ботинки в лобовом стекле мелькнули. Потом меня. Пока летел, состояние трудно объяснить — как в невесомости. Упал на пятачок метрах в двадцати от машины, где совсем не было камней. Меня как будто „положило“ аккуратно на землю. После этого (это я сейчас анализирую) стал работать по-другому. Если раньше была классическая, чисто натуралистическая живопись, соцреализм, то теперь появилось раскованное неординарное мышление.

Летом 1990 года на даче произошло последнее событие, третье. Если бы не со мной было-не поверил бы. Вечером, часов в двенадцать, жена с детьми уже легли спать, а я читаю. Вдруг звук — вжиг, — как будто залетел жучок в ухо. Я проверил, вроде ничего нет. Минуты не прошло — адская боль в ухе, как шилом проткнули. И — как будто посторонний предмет в голове. Потом появились сильные боли в висках и у основания черепа. Мне стали сниться странные сны, хотя их трудно назвать снами. Когда я начинаю просыпаться, вижу каких-то существ. Они шевелятся, смотрят. А бывает, появляется один портрет. Когда я испытываю ужас, существа тут же исчезают. И так почти каждый день.

И вот еще что. Ездили в Ашхабад на совещание художников. Там стали появляться другие видения: некое существо, похожее на шар, около метра в диаметре, по цвету темно-серое, какое-то аморфное, оно трижды ко мне приближалось. Остановится — то здесь глаз откроется, то тут.

А самое удивительное связано с моими работами — когда рисуешь пейзаж или еще что-то, нигде нет лишнего мазка, не как раньше. Все сразу на одном дыхании исполняется, ни один холст не запорол, хотя сказать, что кто-то водил моей рукой, не могу. Чувствую, что стал другим. Работы имеют тенденцию изменяться, они как бы „матереют“. Вот напишешь работу, пройдет несколько дней, и она приобретает какое-то иное качество. Когда я выставляю их все, появляется в затылке головная боль, потом вялость, апатия, и я потихоньку засыпаю. Они будто сосут из меня энергию. Первые работы немного напоминали наших земных животных, а потом появилась потребность рисовать совершенно другие существа, часто на темном фоне. То было какое-то материальное пространство, в котором я чувствовал себя очень комфортно и легко. Видел сам себя вместе с этими тварями. Причем они бывают с двухэтажный дом.

В этом году стали появляться сгустки материи, которые начинают трансформироваться в нечто иное, но глаза есть у всех. Это не абстракция, это реальность.

Еще бывает ощущение, что должен узнать что-то очень важное, но пока не могу. Кажется, вот-вот наступит озарение, но — обрыв: то ли защитная реакция организма, то ли не дорос, не пускают.

В последнее время стал видеть какие-то города. Архитектура потрясающая, что-то бесподобное: на темном фоне вдруг половина видимого пространства становится фиолетовой, размытой, конструкции материальные до жути, а света нет, но видно все до крапушек.

И еще вижу движущийся цвет. И опять глаза. Как уставятся твари всеми своими глазками, страх берет, словно гипнотизируют».

История вторая.

Эта история произошла в конце 70-х годов в США на одной из ферм штата Массачусетс. Бетти Андрейссон возилась на кухне, дети были на своей половине с бабушкой.

Вдруг свет замигал и погас, семья увидела странное розовое свечение через кухонное окно. Дом как бы погрузился в пустоту, все вокруг замерло. Кухня Андрейссонов превратилась в калейдоскоп.

Десять лет спустя, под гипнозом, Бетти Андрейссон так опишет эту картину:

— В руках у пришельцев я увидела какой-то блоки проволоку с иглами на конце. Они вставили одну иглу мне через нос в голову.

— Вы боль чувствовали?

— Они коснулись головы и сняли боль.

— Когда это ввели в ноздрю, было ли у вас ощущение сверления или пронзания насквозь?

— Просто как будто толкнули в левую ноздрю. Потом ввели другую иглу в пупок. И когда это сделали, стали говорить друг с другом.

— С чем соединялась эта игла?

— Я не видела, так как лежала прямо.

— Они не говорили, почему ввели иглу в пупок?

— Что-то о сотворении, и сказали, что у меня чего-то не хватает.

— Вы можете объяснить, что имелось в виду?

— Думаю, что это из-за удаленной матки. (Вскоре после рождения маленькой Цинди Бетти положили в больницу с подозрением на рак, ей удалили матку. Операция была удачной. — Авт.)

Позднее, во время другого сеанса, было решено, что Бетти заново переживет процедуру обследования уже в качестве непосредственного участника. «Мы начали с того момента, когда Бетти повлекло по воздуху, после чего она медленно опустилась на стол».