XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера

– Где ты берешь такие убогие трусняки? – пропыхтел я, пытаясь выковырять идиотку из дыры в стене, размером с лаз для кошки. – Наверное там же, где откапываешь новые идеи для идиотизма и звезданутых подружек-ведьм?

– Нет, – хмыкнула вредно эта гиена, вываливаясь мне на руки, – там, где ты купил свое великолепное чувство юмора. И мои трусняки не твоего ума дело, между прочим. Вообще странно, что ты так зациклился на этой детали моего туалета, проклятый извращуга.

– Они бы не были моим делом, если бы ты мне их не демонстрировала при всяком удобном случае, жабка. Твои брючата очередные пали смертью храбрых. Неужели я так действую на тебя, что ты готова выскочить из штанов. Горох, кстати, нынче не моден. Сейчас на волне мелкий цветочек и стиль прованс.

– Прекрати так меня называть, я не жабка и не лягушонок, – рявкнуло небесное создание, ощупывая ладошками прореху на дешевых джинсиках и при этом так очаровательно наливаясь пунцовым цветом, что я не выдержал и засмеялся. Мишка, шляющийся рядом, тоже хрюкнул и мне вдруг стало отвратительно мерзко, что этот придурок смотрит на лягушонкин «персик» обтянутый розовым трикотажем в крупный зеленый горох.

– Мы закончили церемонии, или еще поговорим о бельишке? – прорычал я кровожадно, мечтая выколоть глаза моему дружку-приятелю. Но испугалась эта чертова кукла. И краснота на ее лице сменилась мертвенной бледностью. – Какого хрена ты и твоя страшилка тут забыли?

– Работаем мы тут, – выпятил подбородок лягушонок, старающийся быть храбрым львенком.

– И поэтому полезли в окно туалета? Интересный способ проникновения на службу. Я бы сказал, чрезвычайно экзотичный, мой оскал стал видимо совсем уж зверским, потому что губка у толстухи задрожала. Надо что-то делать, пока у меня в башке не лопнула аневризма. Этот ее рот, похожий на лепестки роз. «Я злой и страшный. Злой и страшный» – напомнил себе я и схватился за пряжку брючного ремня. Михуил с интересом посмотрел, что-то проворчал типа «Совсем одурел» и свалил за угол.

– А зачем это вы ремень расстегиваете? – икнуло исчадье, прикусив свою гребаную губу.

– Я обещал надрать тебе зад. Сейчас самое время, – прорычал, выдергивая кожаное оружие возмездия. – Ты ведь приперлась сюда не просто так? Решила спереть то, что сама же заныкала и продать подороже заказчику? – сходя с ума от странного возбуждения я намотал на руку лоскут крокодильей шкуры. – Мелкая, борзая сука.

– А ты, ты, ты, – зарыдала вдруг поганка, – все из-за тебя. Ну, чего же ты замер? Только и можешь, что силу свою показывать. Только вот глумиться над тем, кто слабее – удел подонков. Значит я не ошиблась в тебе, Холод.

– Ты специально дразнишь меня, сводишь с ума? – прохрипел я, перестав вообще осознавать действительность, чертова лягушонка.

– Нет, вы мне противны. И вообще гад и сволочь, – словно сквозь вату донеслись до меня наглые слова пышки. – И вообще, я вас…

Нет, неправду говорят, что сумасшествие нельзя ощутить, и что понять, что ты конкретно долбанулся не может ни один человек. Сумасшедшие считают себя гениями. Я же сейчас чувствовал себя слюнявым шизоидом. Не сдержался, подошел к Зине так близко, что почувствовал ее дыханье, ухватил эту заразу за затылок…

Что-то грохнуло вдалеке, со стороны входа в офисное здание, немного охладив мои фантазии. Я разжал пальцы, и она чуть не свалилась на землю, так мне показалось. Запахло гарью и проблемами. Мишка выскочил из-за угла, словно за ним гналась стая бешеных псов. А нет, не стая, всего одна страшная баба, несущаяся со скоростью гепарда огромными прыжками. На месте Мишани я бы тоже очканул, увидь чумазую фемину, вымазанную копотью и развевающуюся туалетной бумагой, так близко.

– Хьюстон, у нас проблема, – заорала дурным голосом красотка, – Зинка, пальма пропала. И наша любимая газета немного горит. Совсем чуть-чуть. Так что, рвем когти, Зинуля. Кстати, у Митрича шокер фуфловый, мне щекотно было. Крюгер на всем экономит, подлец. Ну чего встала? Ноги, Зина. Ноги.

– Как это? Как это пальма пропала? Куда? – икнула Промсарделька, в мгновение ока принимая низкий старт. Надо же, какая хорошая реакция у этой неповоротливой девки. Говорят – реакция есть – дети будут. Черт, мне-то что с этой ее чудесной способности. Я ненавижу толстых идиоток.

– Какая пальма? – прорычал, схватив рукой воздух. Чертова Лягушонка сорвалась с места, как заправский спринтер, сверкая гороховым попцом. – Миха, лови диверсанток.

– Валить надо, Холод, – не обратив внимания на мой приказ заорал мой верный оруженосец, прислушиваясь к звучащим уже совсем близко полицейским сиренам. – Не надо, чтоб твое имя фигурировало в сводках опять. Бедный Зябзиков с ума сойдет от счастья. И объясни мне, что это такое было?

– Где?

– На твоей шелудивой бороде, – хмыкнул Михуил, и я снова начал чесаться, чтоб его. – Ты смотрел на толстую, как бюргер на колбасу. У тебя поди аж часы встали, а брателло?