XXXL. Как (не) влюбить(ся) в миллиардера

– Ну чего ты разволновался так? Ну выложили видео на ютуб, мать твою. Ты его посмотри только. Я чуть не скончался со смеху. Тебя там и не видно, – вымученно улыбнулся Мишка, – только волосатые копыта сорок шестого размера, торчащие из под голозадой котлетки. Но ты же не думаешь, что хоть кто-то может опознать тебя на видео по столь незначительной детали?

– Удалить, – заорал я, с силой дернув себя за бороду. – Ты понимаешь, что сейчас должен быть со всех сторон чистым и пушистым? Сука, я столько лет работал, не для того, чтобы эта толстозадая летучая курица загубила мне все. Я Егор Холод, а не петрушка ярмарочный. А теперь, когда созданная мной партия вот-вот… Мать твою. На черта я приехал в этот гребаный город, который ненавижу. Ненавижу здесь все, включая толстожопых баб.

– Невозможно, Гор. Это интернет. Я уже дал команду спецам нашим, они только руками развели. Там посмотри просмотров сколько. Ролик уже в сети завирусился. Название глянь «Промсарделька на метле». А приехал ты сюда с электоратом общаться. Егор, остынь, этот город твоя малая родина, и людей здесь немеряно. И они все пойдут за тобой. Успокойся.

Я обвалился в кресло, глядя на экран, на котором мученически закусив губу и раздув щеки яростно ползла похожая на розового мини-пига, мелкая пухляшка. Черт, угораздило же.

– Найди мне бабу, – выдохнул я, одним глазом посмотрев на дружка-помощника. Второй со вчерашнего дня у меня не открывался, и это тоже было проблемой. Мне выступать через два дня перед избирателями, а я похож на пирата с летучего голландца. Ха-ха, это будет выглядеть так «Вы готовы дети? Да капитан» Подавив нервный смех, я уставился на озадаченного Михуила.

– Не стоит, их проверять замучаешься, – сделал очередной глоток воды Мишка. – Ты же у нас флагман чистоты и целомудренной порядочности. А бабы народ говорливый.

– Толстую бабу. Притащи мне сюда эту промсардельку. Из – под земли достань. Думаю, она засланный казачок. Кто-то копает под меня. И я хочу знать – что это за сука.

Глава 2

Зинаида

– Мама, ну за что ты меня так назвала? – всхлипнула я и зашипела от боли. Мама засопела, и с утроенной силой начала работать ватным тампоном, пропитанным йодом.

– Ты лучше расскажи, кто это тебя так покалечил? Уж больно травмы интересные, я бы сказала неоднозначные. Надеюсь это был здоровый парень, похожий на мужика из «Игры престолов», но того бородатого, помнишь? – хихикнула родительница, мечтательно приложив ладошку измазанную йодом к своей щеке.

– Мама, успокойся уже. Я не понимаю, почему ты не радуешься. Твоя дочь – примерная девушка, не пьет, не курит, тебя слушается, не шалается по подворотням. Я даже ходила на занятия в спортзал. Не понимаю, почему ты стараешься выпихнуть меня из своей жизни.

– Понимаешь, доча, когда девочка не шалается, как ты изящно выразилась, в семнадцать лет – это приводит в восторг маму, когда в двадцать лет девушка учится и строит карьеру – это вызывает гордость, когда в двадцать два года у мадемуазель до сих пор нету парня, мам это начинает напрягать. А вот когда чаду исполняется двадцать пять, нет нормальной работы, желтая газетенка не в счет, параметры далеки от модельных – мама начинает жалеть, что ее доченька не шалается. Мама не знает, что делать. Конечно я напрягаюсь.

– А если при этом ее дочь зовут Зина, и ее мать делает все возможное. Чтобы ей было страшно идти домой, таскает женихов не первой свежести для своей кровиночки, всячески подталкивает ее к грехопадению со старым, лысым бородавочником – то это вообще катастрофа, – вредно закончила я и взвыла от того, что любящая мамочка с силой припечатала пропитанную антисептиком вату к открытой ране.

– Бородавочника звали Адольф Гильермович, и он не старый. А потом, тебе же его не варить. Ох, сердце схватило. Ты меня вгонишь в могилу, и внуков я не увижу, похоже – рявкнула родительница. – А ты провыбираешься и останешься в девках. Даже Каринка отказалась с тобой заниматься. Вчера звонила, говорит денег никаких не нужно. Что ты натворила-то опять? Умру я, будешь вон, с блоховозками этими остаток жизни коротать, – кивнула она на белоснежную красавицу кошку, которую сама же и прозвала «Чучмечкой» уж не знаю по какой причине.

– А у твоего Адольфа прическа была «Былинка на ветру» – не осталась я в долгу, вспомнив зачес из трех волосинок на гладкой лысине. Волосинки были щедро смазаны гелем и от порывов сквозняка подскакивали на дешевом скальпе женишка, как крышка на кипящем чайнике.

– Оооо, – снова схватилась за грудь маман, только от чего-то за правую.

– Сердце слева, а мне на работу пора, – радуясь тому, что скоро сбегу из дома, подскочила я на табуретке, заскулила от боли и метнулась в свою комнату, пока умирающая лебедь не опомнилась.

– Перчатки надень, те ажурные, чтобы никто не видел твоих содранных ладоней. А то подумают невесть что, – придала мне ускорения мамочка.