Yulia Zhukova Zamuzh s oslozhneniami 3 O detyah i prochey nechisti

   -- Ох, как плохо-то, -- печалится Азамат. -- А ведь я просил, специально проследил, чтобы все духовники получили рассылку с моим обращением, где изложил все преимущества её правильного обучения... Вот лентяи, не могут хоть немного поработать в непривычной области! А ещё рассказывают, что трудятся на благо планеты! -- он мотает головой и раздувает ноздри, я даже удивляюсь: он никогда раньше так не злился на Старейшин. -- У тебя есть какие-нибудь идеи, как поступить?

   -- Я принимаю сан Старейшины и беру её сам, -- мрачно отвечает Алтонгирел.

   Мы с Азаматом уставляемся на него.

   -- Как принимаешь? -- не понимаю я. -- Там же возраст...

   -- В сорок лет сан дают автоматически, -- поясняет духовник утомлённым тоном. -- Но его можно получить и раньше, если пройти определённые испытания, которые назначает Совет Старейшин.

   -- И каковы эти испытания? -- подозрительно спрашивает Азамат, а я начинаю догадываться, почему Алтоша так выглядит.

   -- Ну, -- духовник машет рукой, -- моцог там, ночное бдение, серия разных предсказаний... отзывы опеки.

   -- Отзыв я тебе напишу, -- быстро говорит Азамат. -- Конечно, я больше не в твоей опеке, но ведь был много лет.

   -- Можешь не трудиться, -- уныло произносит Алтонгирел. -- Отзывы я уже собрал, все отличные. И вообще, мне всё это не составляет труда.

   -- А по тебе не скажешь, -- бурчу я.

   -- Это нормально, говорю же, моцог, бдение... Но это уже всё позади. Осталось всего одно испытание.

   Его голос звучит всё выше и менее уверенно, и под конец мне вообще кажется, что он сейчас заплачет.

   -- Какое? -- очень насторожённо спрашивает Азамат.

   Алтонгирел молчит, потом внезапно запрокидывает голову, несколько раз шумно вдыхает, закусывает нижнюю губу, подаётся вперёд, сжав кулаки добела и выдыхает:

   -- Я должен поведать свою самую страшную тайну последнему человеку, которому я бы её рассказал по своей воле.

   Азамат сочувственно треплет его по плечу.

   -- А что, -- интересуюсь я, -- предполагается, что у всех духовников, которые метят в Старейшины, есть страшные тайны?

   -- Это индивидуальное испытание, идиотка, -- поясняет Алтоша, зыркнув на меня из-под всклокоченных косм.

   -- А-а, -- понимаю я. -- Ну и кто этот человек?

   Духовник молчит, глядя в пол.

   Азамат сжимает его плечо сильнее и тихо спрашивает:

   -- Это Лиза, да?

   Алтонгирел обречённо кивает.

   Глава 32

   Мы с Алтонгирелом заходим в одну из пустующих гостевых комнат и плотно закрываем дверь, оставляя Азамата нервничать снаружи. Духовник категорически отказался посвящать в свою страшнейшую тайну ещё и его, дескать, я-то последняя, с кем он хочет ею делиться, а Азамат -- предпоследний и в условиях испытания не значится.

   Поскольку комната не используется, то в ней и нет ничего, кроме ковра на полу. На него-то мы и садимся лицом к лицу, скрестив ноги.

   И сидим.

   Минут через пять я решаю, что дала Алтоше достаточно времени на то чтобы собраться с силами и мыслями, и пора бы уже ему что-нибудь сказать.

   -- Если ты хочешь подумать ещё пару дней, нам не обязательно всё это время тут сидеть, -- говорю.

   Он немедленно строит зверскую рожу и огрызается:

   -- Будешь поторапливать, дольше будем сидеть! Мне надо сегодня с этим закончить, иначе все моцоги сначала начинать придётся.

   Я окидываю взглядом его изнурённую физиономию и решаю, что такого допускать никак нельзя, может и не выдержать.

   -- От того, что мы тут просидим несколько часов, тебе не станет легче. Может, я каких-нибудь наводящих вопросов позадаю? Чтобы не так резко?..

   -- Вот ещё твоих вопросов мне не хватало! -- рявкает Алтонгирел, снова таким сломанным тонким голосом, как будто с трудом подавляет истерику.

   -- Успокоительного? Водочки? -- предлагаю я.

   -- Нельзя, -- отрезает он. -- Иначе я бы с этого начал.

   Мы сидим молча ещё несколько минут. Алтонгирел сопит всё громче, но слов так и не произносит.

   Я начинаю обводить пальцем узор на ковре между нами. Мне кажется, что духовник следит за моим пальцем, но сквозь волосы плохо видно.

   -- Знаешь, когда мне было шестнадцать, -- говорю я, -- я начала курить тайком от мамы. А ещё я по ночам сбегала из дома через окно и шла к приятелю пить коньяк. Паршивый такой, дешёвый коньяк. У приятеля часто были гости, в основном, мужики лет по сорок. Мне тогда казалось, что это ужасно много, и я очень гордилась, что они мной интересуются. Правда, однажды у одного из них по пьяни прихватило сердце, и никто, кроме меня не знал, что делать. Я-то к тому времени специальность выбрала... В общем, я в них разочаровалась и перестала туда ходить.

   -- Ну и зачем ты мне всё это рассказываешь? -- уныло спрашивает Алтонгирел, тоже принимаясь водить пальцем по узору.

   -- Я думаю, ты догадываешься.

   -- Хочешь сказать, это твоя самая страшная тайна?

   -- Не знаю, -- я пожимаю одним плечом, как Кир. -- Я много всяких глупостей делала. Наверное, эта не сильно хуже других. Но мама об этой до сих пор не знает.

   Алтонгирел рывком головы откидывает назад свои замусоленные патлы и прожигает меня взглядом. Глаза у него блестят, губы трясутся.