За час до полуночи

Множество мыслей пронеслось у меня в голове, когда я уселся на полу и «Сессна» стала набирать высоту. Ставки сделаны, путь назад отрезан, но у меня так и не было уверенности ни в чем, кроме того, что нельзя доверять никому, включая и Розу.

Странно, но мысль о Розе больно задела меня, и когда я стал искать причину, то понял, что эта женщина с твердым и цельным характером действительно стала мне небезразлична, и я нисколько не сомневался, что прощальный визит она нанесла мне из личных побуждений, а не потому, что так хотел Хоффер иди кто-либо еще.

Мы шли на высоте примерно восьми тысяч футов, и панорама внизу была поистине впечатляющей: влажно поблескивали хребты и вершины, залитые бледным лунным светом, чернели долины и ущелья.

Полет прошел без происшествий и оказался таким коротким, что мигание сигнала, который специально установил Верда, застало меня врасплох. В иллюминаторе я увидел вершину Монте-Каммарата и ее западный склон, а когда мы резко пошли на снижение – и темное плато в форме блюдца, на которое нам предстояло приземлиться, и рядом с ним водопад, серебряной нитью сверкающий в лунном свете.

Верда заложил крутой вираж и стал набирать высоту, пройдя так близко от обрывистого склона горы, поднимавшейся над плато, что сердце екнуло в груди. И тут «Сессна» провалилась в воздушную яму. Холодок побежал у меня по спине, когда я представил себе свой прыжок.

Верда повернул на второй заход. Бёрк встал первым и двинулся по фалу к дверному проему. За ним следом шел Пьет, потом Легран и я. В предчувствии прыжка в бездну у меня подвело живот и пересохло во рту.

Красный сигнал вспыхнул раз, потом еще два раза. «Сессна» задрожала в вихревом потоке, и Бёрк исчез в пустоте. Пьет прыгнул так, чтобы оказаться прямо над ним, следом пошел Легран.

Настала и моя очередь. Ветер ревел в зияющей пропасти. Только сумасшедший может решиться на такое, подумал я и ринулся головой вниз, кувыркаясь в пустоте.

Парашют дернул меня вверх, и я выпустил из рук вещмешок, который прижимал к себе. Привязанный веревкой к моему поясу, он вращался теперь в двадцати футах подо мной. Вместе с темным куполом, раскрывшимся у меня над головой, я тоже вращался, искренне радуясь своей удаче.

Прыжок с восьмисот футов длится ровно тридцать секунд, так что мало в чем успеваешь разобраться. Ближе к земле стали попадаться воздушные ямы, и меня пару раз сильно тряхнуло. Как всегда ночью в горах, по горизонтали видимости – никакой. Я едва успел заметить, как мелькнул один купол, опускавшийся где-то в районе водопада, потом, плавно крутясь, как семечко одуванчика, прошел второй. Затем меня стало сильно мотать, дергать вверх-вниз.

Самое опасное в ночном прыжке – приземление. Куда летишь, не видно. Вдруг – внезапный удар, жесткая посадка. Количество потерь из-за переломов в таких операциях всегда очень велико. Вот почему я применил маленькую хитрость – сбросил свой вещмешок. Даже если спускаешься рывками, он первым ударится о землю и глухим стуком предупредит, что осталось лишь двадцать футов полета.

И в ту ночь мешок меня выручил. Я услышал его удар о землю, и через секунду уже сам покатился вслед за ним, угодив на довольно пружинистый дерн. Перекувырнувшись несколько раз, я наконец остановился, ударившись о выступ скалы.

Несколько минут я лежал, приходя в себя, потом кто-то подошел и склонился надо мной. В лунном свете блеснул стальной нож. «Смит-и-вессон» мгновенно оказался у меня в руке.

– Только хотел отрезать тебе поясную лямку, – услышал я голос Пьета Джейгера.

– А ты уверен, что не голову?

– В другой раз, когда ты уже будешь не нужен, – холодно ответил он, – и полоснул по поясной лямке.

Я освободился от парашюта и в зыбком предутреннем свете увидел, что Бёрк с Леграном тоже направляются к нам, волоча свои вещмешки и парашюты. Француз хромал. Во время спуска его так болтало, что он достиг склона раньше своего вещмешка и, приземлившись жестко, сильно ударился, но, к счастью, обошлось без перелома.

В вещмешках у нас лежали десантные рюкзаки с запасом воды и сухим пайком, наше оружие и боеприпасы. Мы вытрясли из них все и затолкали их вместе с парашютами в подходящую расщелину. Присев на корточки в тени скалы, Бёрк пустил по кругу фляжку с бренди. Я сделал большой глоток и почувствовал, как мои губы расползаются в улыбку: скоро наступит день, я жив, стою на земле и приятное тепло заливает мое тело.

– Нечего здесь околачиваться, – прервал мой кайф Шон. – Начинаем подъем. Мы должны перевалить через хребет и войти в лес до рассвета.

Времени у нас оставалось совсем немного. Рассветало в четыре часа десять минут. Мы поднялись, и я встал впереди цепочки, поскольку считалось, что знал местность лучше остальных. Вскоре нам удалось выйти на тропинку, которая вывела нас точно к водопаду.