Лишь осенью в лагерях военнопленных стали строить бараки; при этом, как чеканно сформулировано в одном из немецких документов, «на совещании, которое состоялось 19 сентября 1941 г. у начальника снабжения и снаряжения армии, было установлено, что
«Большевистский солдат потерял всякое право требовать, чтобы к нему относились как к честному противнику. При малейшем признаке непослушания должно быть дано распоряжение о безжалостных и энергичных мерах. Непослушание, активное или пассивное сопротивление должны быть немедленно сломлены силой оружия (штык, приклад, винтовка). Всякий, кто при выполнении этого распоряжения не прибегнет к оружию или сделает это недостаточно энергично, подлежит наказанию»246
.Эти «Правила» узаконивали произвольное убийство советских военнопленных. Единственным возмутившимся представителем германского военного командования оказался не Гудериан или фон Манштейн, а начальник управления разведки и контрразведки адмирал Канарис. В конце сентября 1941 года на стол фельдмаршала Кейтеля лег подписанный адмиралом документ, в котором высказывалось принципиальное несогласие с «Правилами».
«Распоряжения составлены в самых общих выражениях, — писал Канарис. — Но если иметь перед глазами господствующую над нами основную тенденцию, то допускаемые распоряжением мероприятия должны привести к произвольным беззакониям и убийствам»247
.Кроме того, саму идею о том, что советские военнопленные не защищаются международным правом, Канарис расценивал как совершенно противоречащую не только праву, но и здравому смыслу: в перспективе это вело к разложению войск.
Адмирал был совершенно прав; однако его заявление было проигнорировано.
Кейтель прочитал протест Канариса и положил его под сукно; на документе осталась резолюция фельдмаршала:
...Спустя четыре года, на Нюрнбергском процессе, фельдмаршал Кейтель, как и все остальные германские военачальники, начал было врать, что он-де ни сном ни духом... Но тут суду будет представлен протест Канариса и собственноручная резолюция Кейтеля на нем; поэтому уйти от виселицы фельдмаршалу не удастся.
А в лагере советских военнопленных у польского местечка Бала-Подляска после издания «Правил» появилась новая традиция. Часовой, отстоявший смену, давал очередь в толпу пленных как доказательство, что сдал исправное оружие. После этого заступавший на смену лично проверял пулемет, тоже давая очередь по толпе249
.К осени сорок первого оккупанты уже достаточно освоили захваченную территорию, чтобы иметь возможность равномерно распределять военнопленных по лагерям, перевозить их из Украины в Польшу, из Белоруссии — в Прибалтику. И если раньше массы военнопленных гнали пешком на сотни километров, то теперь их стали перевозить в эшелонах. От этого, правда, смертность не только не уменьшилась, но и возросла. Офицер абвера граф фон Мольтке писал своей жене:
«Сообщения, поступающие с Востока, снова ужасны. Мы несем, по-видимому, большие потери. Это еще можно было бы перенести, если бы на наши плечи не легли горы трупов. То и дело слышишь сообщения, что эшелоны с пленными и евреями доставляют в живых лишь 20% отправляемых...»250