За что сражались советские люди

31 декабря. В немецком журнале на первой странице сняты русские пленные. Масса измученных, исстрадавшихся лиц. Но есть такие смелые, гордые, даже насмешливые.

14 января 1942 г. Большой мороз 28–30 градусов. Вид военнопленных ужасен. Умирают тысячами. Иногда утром более сильных, очевидно, гонят по набережной на работу. Призраки, тени людей! На днях немцы убили женщину, перебросившую хлеб через забор. Труп ее немцы не позволяли убирать несколько дней.

19 января. Полицейские, стерегущие пленных по двенадцать часов в такой холод (мороз двадцать — двадцать пять градусов), срывают на них свою злобу: бьют на каждом шагу, убивают. Им за это ведь ничего не будет!..»

IV. Предварительное решение еврейского вопроса

Гитлеровцы охотно устраивают средневековые еврейские погромы.

И. Сталин, 6 ноября 1941 г.

В последние дни сентября сорок первого года на всех киевских заборах висели небольшие объявления сразу на трех языках. По-русски, по-украински и по-немецки приказ оккупационных властей звучал по-разному, но смысл был одним.

«Saemtliche Yuden der Stadt Kiew...

...Наказуеться всiм жидам мiсча Киева...

...Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник, 29 сентября 1941 года, к 8 часам утра на угол Мельниковской и Дохтуровской (возле кладбища).

Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и проч.

Кто из жидов не выполнит этого распоряжения и будет найден в другом месте, будет расстрелян.

Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян»274.

Эти усеявшие город объявления появились через десять дней после того, как немецкие войска захватили столицу Украины. К тому времени киевляне уже почувствовали, что значит жить под оккупацией. Под страхом смертной казни после семи часов вечера жителям нельзя было появляться на улицах. Слова не расходились с делом: на телах повешенных зачастую висела табличка: «Шел в десять минут восьмого»275

.

Однако новое мероприятие оккупантов поражало своей масштабностью: как можно выселить из огромного города десятки тысяч людей только из-за их национальности? И зачем?

В том, что речь идет о выселении, ни у кого сомнений не возникало.

Утром 29 сентября со всех концов города к месту сбора потянулись толпы народа.

«Они выходили еще затемно, чтобы оказаться пораньше у поезда и занять места, — вспоминал много лет спустя Анатолий Кузнецов. — С ревущими детьми, со стариками и больными, плача и переругиваясь, выползало на улицу еврейское население... Перехваченные веревками узлы, ободранные фанерные чемоданы, заплатанные кошелки, ящики с плотницкими инструментами... По Глубочице поднималась на Лукьяновку сплошная толпа, море голов, шел еврейский Подол... От шума и галдения у меня голова лопалась. Сплошь разговору: куда повезут, как повезут?»276

В многонациональном Киеве евреи давно перемешались с русскими и украинцами. Как разделить семью? «Русские мужья провожали своих еврейских жен. Русские жены провожали своих еврейских мужей», — вспоминала артистка Киевского ТЮЗа Дина Проничева277. Еврейка, она вышла замуж за русского; на семейном совете было решено, что она проводит своих родителей до поезда, а сама вместе с детьми останется — будь что будет. Тем более что провожающих было много: соседи, друзья, родственники — русские и украинцы — помогали донести вещи, довести больных.

Но чем ближе было место сбора, тем больше вокруг становилось немецких солдат. Сосредоточенные, вооруженные, они знали то, о чем не догадывались, не хотели даже думать киевляне, — о том, что евреев не будут выселять.

Их будут расстреливать.

На месте сбора улицу перегораживали противотанковые ежи и проволочное заграждение с проходом посередине, стояли цепи немецких солдат и украинских полицейских. Евреев группами пропускали на ту сторону, выжидали какое-то время и впускали новых.

И только тут люди стали понимать, что их ждет что-то ужасное.

«Мы услышали стрельбу и нечеловеческие крики, — рассказывала Дина Проничева. — Я начала понимать, что здесь происходит, но маме ничего не говорила.

Когда мы вошли в ворота, нам велели сдать документы и ценные вещи и раздеться. Один немец подошел к маме и сорвал с ее пальца золотое кольцо.

Я увидела, как группа за группой раздеваются женщины, старики и дети. Всех подводят к открытой яме, и автоматчики расстреливают их. Затем подводят другую группу...