За чужой счет

Будучи по основной своей профессии радиожурналистом и направляясь несколько лет назад впервые в государственный арбитраж при исполкомах Ленинградских областного и городского Советов народных депутатов, я долго и мучительно думал над тем, как «озвучить» (выражаясь языком звукорежиссеров радио) репортаж, записанный там. Понятно, что, предположим, радиорепортаж с хоккейного матча должен сопровождаться шумной реакцией болельщиков и свистками арбитра, а в ходе радиорейда по борьбе с нарушителями правил уличного движения непременно нужно как бы воссоздать атмосферу одной из центральных магистралей города — с помощью милицейских свистков, сигналов автомобилей, шума самой улицы и так далее…

Однако знание этих азбучных истин радиожанра в данном случае оказалось совершенно ненужным, так как ничто не могло помочь, когда я включил микрофон во время заседания государственного арбитража. Кто хоть раз бывал на таких заседаниях, хорошо знает: обычно они проходят спокойно, даже несколько буднично, без особых эмоциональных всплесков со стороны его участников. Если бы я понимал в тот момент, что скрывается за подобными, весьма корректными диалогами представителей двух или более организаций, обратившихся к помощи арбитража, чтобы разрешить свой спор! О! Тогда любой из этих диалогов мог бы при очень небольшой фантазии лечь в основу самой что ни на есть детективной истории со всеми присущими ей атрибутами — погонями, запутанным следствием, а в финале — фразой: «Встать! Суд идет!..»

Прежде чем продолжить эти заметки о деятельности государственного арбитража, как одного из, скажем пока, несколько необычных в системе других правоохранительных органов, я и хочу предложить вниманию читателей одну из таких, почти детективных историй, о которой впервые услышал довольно случайно. Это дело рассматривалось в арбитраже 19 ноября 1980 года. Прошу, запомните пока эту дату…

***

Итак, жил-был некто Лялькин, водитель машины, принадлежащей автотранспортному предприятию № 6. Он хорошо знал цену грузовику в нашей быстротекущей жизни: не брезговал так называемыми «левыми» перевозками и подсадками пассажиров, особенно в ночное время…

Но с некоторых пор он раз и навсегда покончил с вышеупомянутыми способами заработать. Вы думаете, произошло нечто такое, что, с его точки зрения, принизило роль автомобиля в жизни человечества? Или, быть может, Анатолий Алексеевич решил вернуться на честный трудовой путь, отказавшись от незаконных источников дохода? Ничуть не бывало! Просто он нашел новый источник — куда более обильный и, как ему казалось, неиссякаемый.

Как-то утром, возвращаясь домой после ночной смены, Лялькин вдруг подумал: «А почему бы не начать развозить по городу (что бы вы думали?)… воздух?!» Он рассуждал примерно так: во-первых, не надо будет, таясь от инспекторов ГАИ и потому объезжая оживленные перекрестки, ощущать взмокшей спиной, как, подобно тебе, в кузове трясется (от неровностей дороги, а может и от страха) владелец холодильника или шкафа, а во-вторых, развозить воздух — это, как бы сказать, респектабельней, что ли.

Забегая вперед, поясним, правда, что представление о респектабельности у Лялькина, если и могло быть, носило несколько странноватый, мягко выражаясь, оттенок, понятный лишь очень узкому кругу лиц, с которыми он познакомится позже, после зала судебного заседания. Потому что в плане, который мог родиться лишь в голове Лялькина, главное место занимал, собственно, не сам воздух, а… его упаковка: попросту обычные, пустые, естественно, молочные бутылки. Теперь представьте, как едет Анатолий Алексеевич, допустим, по Московскому проспекту: весело погромыхивают за его уверенной спиной бутылки в металлических корзинах или полиэтиленовых ящиках. А навстречу — инспектор ГАИ:

— Откуда едете, товарищ Лялькин?

— Из магазина номер одиннадцать, — не моргнув, ответит тот. — Фрунзенского райпищеторга!

— А куда едете?

— Не видите разве? — удивленно заметит обидчивый Лялькин. — На первый молочный завод объединения «Ленмолпром» сдавать посуду!

И что вы думаете: документы — путевой лист, товарно-транспортная накладная — подтвердили бы, что все это чистая правда. Якобы — чистая! Потому что лишь скроется за поворотом фигура в милицейской форме, Лялькин сделает резкий поворот руля, как говорится, «влево» и… сдаст всю эту тару оптом, вместе с корзинами и ящиками, одному из знакомых приемщиков посуды. Выручку за стоимость перевозки воздуха в такой упаковке — а это от 600 до 1000 рублей — они, естественно, поделят пополам с тем же приемщиком посуды, а товарно-транспортную накладную Анатолий Алексеевич попросту выбросит, как документ не только ненужный, но теперь уже и уличающий, поскольку в такой накладной, конечно, не может быть штампов молочного завода о приеме от него, Лялькина, целой машины тары.

Вот почему более респектабельным, по сравнению с заработками от «левых» рейсов, казался ему найденный источник дохода.