За день до послезавтра

Тогда, после раздумий, Хертлинг счел, что оснований верить в то, что русские знают

, нет никаких. Даже за последние 6 часов перед собственно началом операции не было вскрыто малейших признаков даже не мобилизации, а просто повышения уровня готовности войск, пограничников, сил гражданской обороны, — вообще ничего. Такое ощущение, что русские были слепы и глухи. А ведь для того, чтобы по крайней мере насторожиться, их разведчикам и контрразведчикам не надо было красться через границы в плаще до пят, сжимая в кармане кинжал и бумажник с измятыми евро. Существовала радиоразведка, существовали космические аппараты, которые половина мира продолжала называть давно устаревшим словом «спутник». В Европе и во всем мире было полно русских эмигрантов и идеалистов, сочувствующих России да и вообще любому государству, находящемуся в оппозиции мировой стабильности. С возможностями анализировать in situ

то, что они читают в местных газетах и слышат по местному радио, возможностями собственными силами шифровать любую информацию на уровне старой немецкой «Энигмы», а главное — вооруженных мобильной связью и высокоскоростным Интернетом. Скрыть от совокупности всего этого происходящую концентрацию военной мощи, переброску техники и людей на громадные расстояния было невозможно в принципе. Но у Хертлинга и некоторых старших офицеров его штаба, с которыми можно было разговаривать откровенно, создалось интересное впечатление: они будто провалились в XVIII или ранний XIX век, когда разведка сводилась к работе каких-нибудь хитрых набукленных дипломатов. К их отчетам и аналитическим запискам, которые благородные молодые офицеры с вдохновляющими романистов приключениями потом неделями везли в родные столицы. Стратегической внезапности тогда действительно можно было достигнуть без особого труда. В наши дни, на втором десятке лет уже XXI века, это казалось невозможным, однако почему-то срабатывало раз за разом. Просто благодаря отлично налаженной работе пропагандистской машины и политической системы. Первой — способной убедить кого угодно в чем угодно. Как было с Саддамом/Ираком (имеющим незаконное оружие массового поражения) и Милошевичем/Югославией (в глазах американского обывателя — «оккупировавших уже почти половину Европы и готовых идти дальше, если они, американцы, их не остановят»)[38]

. Второй — способной выдержать давление и извне, и изнутри, но не развалиться. И даже «дать реверс» за пару дней, если это потребуется. Так было с Ливией: сдержанное одобрение изменений к лучшему в отношении интеграции в мировое бизнес-сообщество, такие же сдержанные, спокойные упоминания о том, что плохо там дело с демократией. А потом «раз» — с утра обыватели просыпаются, а Ливию бомбят. Причем не на минутку (это случалось и раньше), а капитально, уничтожая живую силу, армейскую и частично гражданскую инфраструктуру и все прочее, что необходимо. Вплоть до малолетних детей, являющихся внуками диктатора. И вот ее бомбят — сдержанно, не в полную силу, но неуклонно, настойчиво, с минимальным риском для себя и не обращая внимания на возмущение правозащитников и либералов всех мастей. Именно тогда, в 2011 году, когда мир пережил это, не слишком отвлекшись от собственных сиюминутных проблем, генерал-лейтенант окончательно убедился: да, настало новое время. Теперь прав не тот, кто лучше, тоньше, изобретательнее или просто дольше

проводит пропагандистскую кампанию либо ориентирует ее на более широкие целевые группы. Теперь прав тот, кто сильнее, и на этом все, точка. «Поразительное нарушение международного права и сложившихся норм, неспровоцированное нападение? Да бросьте, это они на нас первые напали. И не надо бы вам копаться в грязном белье, старое поминать, прошлое ворошить и тому подобное, разбирая, кто там на кого напал. Все равно виноваты они. И вы что, пытаетесь с нами поссориться? Зачем бы это, все ведь в наших отношениях до сих пор было нормально? Ах нет, вы просто выполняете необходимые формальности, чтобы не выглядеть дурно в глазах определенного контингента избирателей? Тогда ладно, только не слишком усердствуйте. А лучше все-таки прекратите. Сейчас же. И приведите своих собственных шавок к порядку. Пусть правду говорят, а не выдумывают невесть что. Мы им свободу несем, тратим силы и жизни своих ребят, — мир должен это ценить». Что ж, это должно сработать и теперь.

Марк Хертлинг хмыкнул себе под нос. Минута размышлений в таком юмористическом стиле — и усталость ушла глубже, далеко в глубь тела. Снова можно работать.