За Диким Камнем

Покинув длинное глинобитное здание столовой, Николай подозвал к себе Горшкова, караулившего снаружи, и передал ему распоряжения подполковника. Сам же отыскал целую скамейку в тени крепостной стены, присел, вытянул с наслаждением ноги, закрыл глаза. Проявлять сейчас служебное рвение и метаться по цитадели лично было б достойно зелёного юнца, только нацепившего погоны. Штабс-капитан знал, что бойцы без него управятся не хуже, чем с ним — а вот ему требовалась передышка. Во время штурма он был в первых рядах, всласть намахался палашом, получил рукоятью сабли по шлему… А заодно — пару пуль в грудь. К счастью, вскользь, так что нагрудник выдержал, однако дух вышибло знатно. Да и синяки не скоро сойдут… Другим повезло меньше. «У вас людей немного…». Дьявол, после боя от и без того крошечной роты осталось чуть больше двадцати человек… Считая легкораненых и не считая семи «тяжёлых», которые неизвестно когда встанут в строй, если вообще встанут… Как бы не дошло до слияния с другой частью. Запишут в пехоту… Хотя это вряд ли, корпусу не хватает кавалерии…

— Господин штабс-капитан!

— А? — Николай сел ровно, машинально поправляя съехавшую на нос фуражку. Перед ним стоял рядовой Красько и протягивал ему что-то на ладони.

— Извольте посмотреть. Нашли у одного их офицера убитого, в кармане. В жизни такого не видывал.

Дронов принял у бойца предмет, повертел в руках. Серый кирпичик с закруглёнными углами, легко умещающийся на ладони. С одной стороны гладкий, с другой — что-то вроде полупрозрачного окошка и четыре ряда выступающих прямоугольничков под ним. Офицер осторожно вдавил один прямоугольник — тот послушно ушёл вниз, а когда Николай убрал палец — поднялся обратно.

— А буквы-то — английские! — Добавил Красько.

— Вижу… — Штабс-капитан куснул губу. На каждом прямоугольничке были нарисованы одна цифра (от нуля до девяти) и три буквы латинского алфавита (в алфавитном же порядке). Кое-где к ним прибавлялись вовсе непонятные значки. Цифры, буквы и значки изрядно стёрлись, будто выступов часто касались, да и весь кирпичик выглядел неновым. И материал странный — лёгкий, твёрдый, но немного поддающийся нажиму, пружинящий…

— Вот что… — Николай отдал удивительный предмет солдату. — Не нашего ума это дело. Сказано — собрать всё странное. Это — странное. Тащи к фон Гербельту…

II

…Когда в воздухе засвистели пули, Дронов не удивился — скорее даже обрадовался. Со дня штурма Токмака миновало больше двух недель, и всё это время русская армия продвигалась вглубь вражеской территории, не встречая никакого сопротивления. Войско еле ползло. С потерей дирижаблей огромное количество груза пришлось навьючить на верблюдов и купленных у местного населения лошадей, а для перевозки разобранных броневозов — сколотить импровизированные платформы на высоких колёсах, которые ломались каждые несколько километров. В таком положении следовало бы беречься частых «укусов» вражеской конницы и ночных налётов, однако хокандцы словно сквозь землю провалились. Передовые и фланговые разъезды не видели противника даже издали. И вот, наконец…

— На землю! — Скомандовал штабс-капитан, соскальзывая с коня — так, чтобы скакун прикрывал его от выстрелов. Сопровождающая офицера семёрка драгун не промедлила с исполнением. Солдаты залегли за камнями и осыпали пулями густую рощицу на склоне холма, откуда велась стрельба. Перестрелка длилась буквально пару минут, потом из рощи вылетел отряд в полдюжины всадников. Нахлёстывая лошадей и пригибаясь к гривам, они умчались куда-то на юго-запад. Преследовать их было рискованно, да и вряд ли драгуны смогли бы настигнуть местных легкоконных наездников.

— Все целы? — Дронов осторожно приподнялся из-за укрытия.

Ему ответил нестройный хор голосов — всё, мол, нормально.

— Куда летуны смотрят? — Унтер Семёнов всухую сплюнул на пыльную землю. — Толку от них…

— Летают высоко… — Николай глянул на едва заметную точку разведывательного дирижабля, парящего далеко впереди. — Противовоздушных сюрпризов боятся… Да и не смогли бы они под кронами деревьев такую малую группку разглядеть… Вот затем нас в дозор и гоняют.

Штбас-капитан встал, отряхнул колени. Посмотрел вслед улепётывающим хокандцам, сказал решительно:

— Возвращаемся. Нужно доложить. Очень это похоже на передовую разведку.

— Уж надеюсь, большое-то скопление войск аэронавты наши не прохлопают… — Семёнов произнёс это с заметным сомнением.

— Надейся…

Путь назад был недолог. Корпус встал лагерем в живописной зелёной лощинке, по дну которой бежал ручеёк — к сожалению, слишком слабый, чтобы покрыть нужды многотысячного отряда, обременённого верховым и вьючным зверьём. Сама лощина тоже оказалась корпусу тесновата, так что палатки взбирались на её пологие склоны и словно бы «выплёскивались» через края. Воздухоплаватели со своей единственной канонеркой так и вовсе устроились особняком, в сотне метров южнее, выставив своих часовых.

На въезде в лагерь Николая окликнули.