Узнав о расстреле в Колпино, поднялись рабочие на заводе Речкина, на Арсенале, на заводе Сименс-Шуккерта, на Руссо-Балте, на Путиловском, на Обуховском, на Вагоностроительном, на писчебумажной фабрике… Рабочие полагали, что родная рабоче-крестьянская власть должна если уж не защищать их интересы, то хотя бы не убивать их. Святая простота! Никогда большевистская власть не была ни рабочей, ни для рабочих, о чем мы еще серьезно поговорим, исследуя мифы красного проекта.
На могилы убитых были возложены венки с надписями «Жертвам произвола — защитникам голодных», «Жертвам голодных — погибшим от сытой власти». На митинг протеста против «революционной власти» рабочие вышли, распевая революционные песни. Однако большевики уходить были не намерены, они знали один-единственный метод управления — насилие, и потому выпустили манифест, в котором пообещали «беспощадно подавлять»…
После месяца мая следует месяц июнь. И в нем не обошлось без пулеметов. В той же Туле советские власти выслали «вооруженные отряды с пулеметами и броневиками» для подавления рабочей стачки.
Работать на «народную» власть рабочие совершенно не желали! И это не моя выдумка. И не выдумка врагов советской власти, проклятых белогвардейцев и прочих наймитов капитала. Это сказал, выступая на I съезде Совнархоза в мае 1918 года, видный революционер Алексей Гастев: «По существу, мы сейчас имеем дело с громадным, миллионным саботажем. Мне смешно, когда говорят о буржуазном саботаже, когда на испуганного буржуа указывают как на саботажника. Мы имеем саботаж национальный, народный, пролетарский».
Выше я вкратце упомянул подавление большевиками только массовых выступлений и только рабочих, не касаясь ежедневного «бытового» террора, сопровождавшегося грабежами населения и геноцидом целых социальных слоев. Так называемые большевистские «чрезвычайки», превратившиеся тогда в «человеческие скотобойни», внушали народу страх и ненависть к новой власти, которая поставила бессудные казни без вины на поток. Это сейчас геноцида в приличном обществе стыдятся. А тогда большевики им хвастались. Вот какие инструкции давал своим подчиненным крупный чекист М. Лацис:
«Мы не ведем войны против отдельных лиц. Мы истребляем буржуазию как класс. Не ищите на следствии материалов и доказательств того, что обвиняемый действовал делом или словом против Советов. Первый вопрос, который вы должны ему предложить, — к какому классу он принадлежит, какого он происхождения, воспитания, образования или профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу обвиняемого. В этом — смысл и сущность красного террора».
Чуяли большевики, что не понравится народу их власть. Поэтому, едва придя к власти, сразу стали строить не заводы и фабрики, а концлагеря. Даже начавшаяся война им в этом не мешала. Через два года после октябрьского путча в России уже было два десятка концентрационных лагерей, в которых находилось 16 тысяч заключенных. Строительство идет нарастающими темпами, и ровно через год лагерей уже 86, в них заключено 59 тысяч человек. Это немного. Но только потому, что большевикам больше нравится казнить, а не сажать: убивать проще: закопал — и никаких хлопот.
В одной только Одессе, едва придя к власти, коммунисты всего за несколько месяцев расстреляли и перевешали 25 тысяч человек, в Севастополе — 29 тысяч. Иван Грозный устроил массовую бойню только в Новгороде. Большевики — по всей стране…
Удивительно ли после этого, что в армии Колчака дрался с большевиками Рабочий стрелковый корпус численностью 150 тысяч человек? Это были уральские и ижевские рабочие, на своей шкуре испытавшие и чекистскую избирательную мясорубку, и совсем неизбирательные массовые расстрелы рабочих.
Ладно, с рабочими ясно. А что с крестьянами? Большевики обещали им землю. Свободу не обещали, свобода у крестьян уже была аж три поколения. Поэтому обещать свободу большевики не могли, а вот отнять могли. И отняли. А взамен свободы дали расстрелы, грабежи и голод.
В чем же была проблема с селом? Проблема с селом была ключевой! Именно проблема деревни помогает понять весь кафкианский абсурд той античеловеческой власти, которая воцарилась в октябре 1917-го. Почему-то на это мало кто обращает внимание, а стоило бы.