За Калинов мост

Савельев опомнился лежа на полу в светлом помещении около полуразвалившейся лестницы. Все тело болело, как будто по нему проехал каток. И три совершенно одинаковых человека склонялись над ним, с удивлением рассматривая его лицо. Ему показалось, что у него троится в глазах: три скошенных лба, три выдвинутых вперед подбородка и три пары клыков, лежавших на нижней губе…

- О! Живой! - глупо улыбнулся один из близнецов, и его клыки блеснули на солнце.

- Пока живой, - скептически заметил второй.

- А что? Он монаха убил. Я бы его спас.

- Да? А ты его спросил?

- Ему ножка от табуретки легкое проткнула, чего его спрашивать? Даже кусать не надо, плюнуть в рану, и все.

- Ладно. Пусть живет, - один из близнецов встал на ноги и тут же упал головой вперед, нацеливаясь в пол, перекувырнулся через голову, и… вместо человека над Савельевым склонился огромный волк, дыхнул ему в лицо приоткрытой пастью с высунутым языком и начал осторожно и с удовольствием зализывать рану на груди Савельева.

- Во! - человеческое лицо над ним снова расплылось в глупой улыбке. - Пусть знают. Оборотня нельзя убить ножкой от табуретки…

Игорь. 29 сентября, день

Огни горят горючие,

Котлы кипят кипучие,

Ножи точат булатные…

Иванушка: [Тексты сказок] № 260.

Сестрица Аленушка, братец

Старуха стояла на коленях и держала безжизненное тело Маринки на руках. Чистые прозрачные слезы медленно выкатывались из ее ясных желтых глаз и стекали по глубоким бороздам морщин к вискам и подбородку. Белая голова Маринки покоилась на ее локте - так держат грудных младенцев. Босые ножки уже не были розовыми, и Игорь подумал, что ей, должно быть, холодно. Как он забыл надеть на нее сапоги? И тоненькое льняное платье не согреет ее, и румянец больше не коснется ее щек.

Пустота внутри была обложена ватой и не подпускала к себе лишних мыслей и посторонних звуков. Как будто между тем, что он видел, слышал и думал, встала толстая ватная стена, запретившая чувствовать. Все, что в эту стену ударялось, просто впитывалось в нее, но не проходило насквозь. И даже жгучая, всепоглощающая жажда убить колдуна, спасавшая от желания немедленно умереть, - и та в конце концов притупилась и превратилась просто в мысль: найти и убить, чего бы это ни стоило. Пусть это не вернет Маринку, пусть его за это ждет тюрьма - все равно. Найти и убить.

Игорь все понимал, ему не нужно было себя обманывать. Маринка мертва, и нет смысла тешить себя надеждой, прижимая ухо к ее груди: в ее груди ничего не бьется. И мертва она потому, что он сам привез ее на смерть. Он сам не сумел сложить два и два, до конца выстроить логическую цепочку, хотя у него были для этого все необходимые звенья. Убийства в поселке - семена перелет-травы - несуществующий монах - ультрафиолетовая лампочка и сетка. Кому еще было необходимо посылать за перелет-травой обреченных? Только тому, кто обрекал их на смерть. И за это он должен умереть.

Игорь поверил в обман не потому, что оказался чересчур наивным. И не потому, что ему не хватило ума разгадать эту загадку. Просто поверить в него было легче всего. Не надо думать самому, не надо искать других путей, не надо расспрашивать старуху, внушающую трепет, от взгляда которой по спине бегут мурашки. Не надо размышлять о плохом, можно закрыть глаза и идти туда, куда тебя ведут, как барана на заклание.

Старуха медленно, пошатываясь, поднялась на ноги - от ее ловкости и проворности не осталось и следа.

- Ну что? - она глянула на Игоря сверху вниз. - От глупости ни волки, ни медведи не помогут. Не уберег мою единственную праправнучку…

Она шагнула к своему бочонку, выдолбленному из цельного ствола дерева, с трудом подняла посох, и Маринкина рука соскользнула вниз и коснулась земли бледными согнутыми пальцами.

Игорь не смел спросить, что ему теперь делать. Он лежал на тропинке, связанный по рукам и ногам, закутанный в капроновую сеть, и не мог даже поднять голову, чтобы прямо взглянуть старухе в лицо. Он опять не смел ничего у нее спросить!

Старуха уселась в свой бочонок, бережно устроила Маринку на коленях, поправила подол ее платья, обнаживший круглую коленку воскового цвета, и снова пристально посмотрела на Игоря, как будто раздумывала о чем-то.

Игорь разжал зубы, чтобы задать свой жалкий, никчемный вопрос, прекрасно зная, какой заслужил на него ответ. Не много надо мужества, чтобы этот ответ выслушать. Но старуха сжалилась над ним и не стала дожидаться, когда он успеет что-нибудь сказать.

- Захочешь - вернешь, - еле слышно буркнула она себе под нос и ударила посохом в землю, поднимая вокруг себя ветер.

Опавшие листья и сухие еловые иглы взметнулись в воздух, закружились, скрывая от Игоря бочонок, старуху и Маринку в простом белом платье с разноцветной вышивкой. Смерч раскрутился огромной спиралью, листья полетели в лицо, залепили глаза; иглы, смешанные с пылью, набились в рот и в нос, а Игорь боялся поверить: правильно ли он понял ее слова? Так ли расслышал?