За любовь, которой больше нет (СИ)

Осторожно, стараясь не шуметь, подошел к кроватке. Диана сладко спала, тихонько посапывая в кулачек. На душе было скверно, но как только посмотрел на свою малышку, напряжение стало понемногу отпускать, а нежность теплом разлилась в сердце и захлестнула меня, губы невольно сложились в улыбку. Я протянул руку, но тут же отдернул и приложил к своей щеке, проверяя, не холодная ли. Она оказалась ледяной. Несколько минут сжимал и разжимал пальцы, чтобы ускорить кровообращения, пока они не стали теплыми и только убедившись в этом, прикоснулся к пухленькой щечке. Осторожно погладил, от чего моя крошка засопела громче. Я улыбнулся еще шире, она же сморщила носик, а после вновь безмятежно замерла. Хотелось ее прижать к себе так , чтобы раствориться в этом маленьком чуде, вдыхать чистый сладкий запах, который был прекрасней самого изысканного парфюма, зацеловать каждую клеточку этого пухлого тельца. И хоть я проделывал это каждый день по несколько раз, начиная от гладкого лобика и так до крошечных пяточек, прикусывая маленькие пальчики на ее ножках, отчего дочурка заливалась булькающим смехом, но все равно мне было ее мало. В такие минуты я чувствовал себя безгранично счастливым, глаза щипало от любви к ней, и с каждым днем я все сильнее и сильнее влюблялся в свою большеглазую малышку, хотя казалось, что итак уже по уши увяз. Кто бы мог подумать, что я буду с замиранием сердца следить за каждым вздохом дочери, когда она спит. Да, что там! Если бы она захотела ,чтобы папа прыгнул с крыши небоскреба, я бы не раздумывая, с улыбкой прыгнул . Понимая эту простую истину, я испытывал стыд ,потому что с Мэтти я не то, чтобы этого не чувствовал, у меня просто никогда не хватало времени, чтобы свои чувства осознать. Нет, я не люблю его меньше, но такого трепета и восхищения, как сейчас я не испытывал. Не знаю, может быть дело в том, что я стал старше и отцовство воспринимается несколько иначе, но в любом случае я ощущал вину за то, что сын не получил и половины того, что я дарю его сестре. Со смертью Мэтти, я понял, как много упустил, и может, именно поэтому я отдаю малышке все, на что способно мое сердце, стараясь реализовать в ней все, что не дал Мэтту. Но не смотря на все мои терзания, я готов признать ,что они в моей тяги в дочери не определяющие. Только потеряв, я понял ,что лишился невероятного чуда, я понял, что и раньше лишал себя великого благо в жизни, занимаясь какими то глупыми делами. А ведь так мало в этом мире важного. Честно, не смотря на весь свой цинизм и черствость, я не могу даже представить, как люди бросают своих детей? Хотя люди ли? Это как нужно задурить себе мозги, чтобы вот так по-скотски поступать. Кто-то скажет; « ну, имея деньги, рассуждать легко, а у нас множество причин!» Не надо оправдывать безответственность, дебилизм ума и сердца! Нет таких причин, просто нет, хоть что там говори. Есть только слабая душонка и отсутствие мозга. Я вырос именно в такой семье, где были те самые «множество причин», по которым можно спокойно отправить детей в детский дом, но мать почему-то смогла наплевать на них и воспитала меня и моих сестер. Поэтому приводите их себе, когда решите заниматься незащищенным сексом.

Запищавший телефон заставил меня отвлечься от своих мыслей. Дочь вздрогнула, но не проснулась, а я чертыхнувшись , подлетел к пеленальному столику, на котором лежал телефон Анны. Видимо она забыла его, когда переодевала Диану. На дисплее манящим огоньком горело уведомление о новом сообщении. Я как диабетик смотрел на конфету, понимая, что не смогу справиться с искушением, а потому молился, чтобы у Анны стоял защитный пароль. Знаю, что не должен проверять ее, но больше не мог просто наблюдать за ее чертовыми переписками. Неизвестность сводила с ума, как и адская ревность, и в то же время, я до безумия боялся того, что увижу. Но все же не выдержал-открыл сообщение, сердце замедлило ход, а я невидящим взглядом смотрел на текст: « Интернет глючит. Я позвоню сразу после конференции. Всю неделю буду мечтать о твоей улыбке. До вторника Анют.»

Я сжал чертов телефон с такой силой, что посинели пальцы, мне хотелось разнести его к чертям собачим, как если б это был ублюдок, пишущий моей жене. Я задыхался от какофонии эмоций. Чувствовал себя жалким, отравленным ядом предательства, все нутро сжимало от агонии. Черт, это я уже проходил, но сейчас почему-то было еще больнее.