За Маркса

Теперь становится понятным, что для исследования и определения марксистской философии важно не смешивать марксистскую критику Гегеля с фейербахианской критикой Гегеля, даже если сам Маркс ведет ее от своего имени. Ведь в зависимости от того, будем ли мы считать подлинно марксистской ту критику Гегеля (на деле являющуюся целиком и полностью фейербахианской), которую Маркс развивает в текстах 1843 года, понимание природы марксистской философии, к которому мы придем, будет весьма различным. Мне представляется, что этот момент имеет решающее значение для нынешних интерпретаций марксистской философии, — я говорю о серьезных, систематических интерпретациях, основанных на реальных философских, эпистемологических и исторических знаниях, а также на строгих методах чтения, а не о простых мнениях, которыми, впрочем, тоже можно наполнять целые книги. Так, например, те исследования, которые проводят в Италии делла Вольпе и Колетти, исследования, кажущиеся мне очень важными, поскольку в настоящее время только они сознательно ставят в центр своей интерпретации непримиримое теоретическое различие, отделяющее Маркса от Гегеля, и определение собственной специфики марксистской философии, — эти исследования тоже предполагают существование разрыва в развитии мысли от Гегеля к Марксу и от Фейербаха к Марксу, но датируют этот разрыв 1843 годом, располагая его на уровне «Введения» к критике гегелевской философии права! Это простое перемещение даты разрыва гулким эхом отдается в извлекаемых из него теоретических выводах, касающихся не только понимания марксистской философии, но и прочтения и интерпретации «Капитала» (мы покажем это в нашей следующей работе).

Я позволил себе предложить вниманию читателя эти заметки для того, чтобы прояснить смысл страниц, посвященных Фейербаху и молодому Марксу, и сделать отчетливым единство проблемы, определяющей собой эти статьи, поскольку и в эссе о противоречии, и в работе о диалектике речь тоже идет об определении нередуцируемой специфики марксистской теории.

Что это определение невозможно прямо прочитать в текстах самого Маркса, что для того, чтобы идентифицировать местонахождение понятий Маркса в период его зрелости, необходимо проделать немалую предварительную критическую работу; что идентификация этих понятий — то же самое, что и идентификация их места; что вся эта критическая работа, являющаяся абсолютным предварительным условием всякой интерпретации, сама по себе предполагает использование минимума марксистских теоретических понятий, касающихся природы теоретических формаций и их истории; что предварительным условием прочтения Маркса является, таким образом, марксистская теория дифференциальной природы теоретических формаций и их истории, т. е. теория эпистемологической истории, которая есть сама марксистская философия; что эта операция образует собой неизбежный круг, в котором применение марксистской философии к Марксу оказывается абсолютным предварительным условием понимания Маркса и в то же время условием самого конституирования и развития марксистской философии, — все это совершенно ясно. Но круг этой операции, подобно всякому кругу такого рода, есть лишь диалектический круг вопроса о природе объекта, поставленного перед самим этим объектом исходя из теоретической проблематики, которая, подвергая свой объект испытанию, тем самым подвергает саму себя испытанию своим объектом. Что сам марксизм может и должен быть объектом эпистемологического вопроса, что этот эпистемологический вопрос может быть поставлен лишь на основе (en fonction) марксистской теоретической проблематики — все это является необходимостью для теории, определяющей себя диалектически, причем не только в качестве науки истории (исторический материализм), но в то же время и в качестве философии, способной объяснить природу теоретических формаций и их историю, а значит, способной объяснить себя и сделать себя своим объектом. Марксизм — единственная философия, которая подвергает себя этому теоретическому испытанию.