За Нарвскими воротами

Опять пошла она мимо парка – теперь там уже гуляли дети, у которых закончились занятия. Они смеялись, носились по дорожкам парка, лезли на горку кататься. Показались и утренние лошадки – они всё так же бездельничали. И всё это – дети, родители, лошади – как будто растворялось в пронзительно ярком солнечном свете, сливалось воедино и становилось для нее частью вселенной и частью ее самой. Вдруг показалось ей даже, что и весна уже не за горами. А может быть, она уже и начинается? «Теперь всё будет по-другому», – решила для себя Валерия.

Но что-то по-прежнему не давало ей покоя: она понимала, что все эти восторги скоро пройдут, что это всего лишь временная перемена к лучшему. Слышала она и о том, что такие перепады настроения – когда то любишь весь мир и чувствуешь, как сливаешься с ним в единое целое, а то вдруг погружаешься в темноту, страхи, даже депрессию – обычны в ее положении. Да и алкоголь никак не отпускал – тело было как ватное, во рту стоял неприятный металлический привкус, мысленно она ни на чем не могла сконцентрироваться. Вдруг сильно засосало под ложечкой – это был уже знакомый ей резкий требовательный голод беременных, который не терпит ни малейшего промедления. Нужно было что-то быстро съесть.

К счастью, Валерия была уже почти дома. Чуть не доходя до Обводного, она свернула направо в свой двор, где собак на этот раз не было, зато расхаживали дворники в форменных оранжевых телогрейках, с ведрами и каким-то инструментом. Валерия проскочила мимо них и побежала вдоль дома к своей парадной. Дом и вообще был слишком длинным, а теперь казался ей просто бесконечным – она двигалась уже из последних сил, на автопилоте.

Но девушке еще надо было подняться на четвертый этаж – по темной, узенькой, крутой лестнице со съежившимися от времени и бесконечных прикосновений рук деревянными перилами. Лестница была даже более-менее чистая (дворники всё же не зря ходили), но стены, как и положено, были все ободраны и исписаны самыми разными словечками, признаниями, названиями музыкальных групп и фильмов, по которым можно было бы изучать историю культуры ХХ века. Была даже парочка вполне современных граффити. На каждой лестничной площадке в оконных проемах между ставнями красовались пустые пивные бутылки и смятые жестяные банки из-под коктейлей – голубые, зеленые, оранжевые, на любой вкус. Ведь на широких подоконниках было удобно сидеть, а кодовый замок на дверях давно сломался, вот и заходили сюда выпить и бомжи, и просто подростки – зимой, когда во дворе было слишком холодно.

Валерия с большим трудом, пролет за пролетом, одолела лестницу и добралась до четвертого этажа. Ноги отяжелели, началась одышка, а когда она остановилась наконец-то у дверей своей квартиры, в глазах потемнело, закружилась голова, и она чуть не упала – резкий переход с яркого солнечного света в темноту парадной оказал свое предательское воздействие. «Как это я вдруг так ослабела?» – подумала она, пытаясь достать ключи. Но ключи не слушались, зацепились за подкладку сумки и никак не хотели вылезать. «Росомаха! – ругнула себя Валерия. – Да что со мной такое? Ни руки, ни ноги уже не слушаются».

Когда наконец ключи были извлечены и дверь открыта, Валерия бросилась на кухню – нужно было что-то срочно перехватить. Это была довольно просторная коммунальная кухня с большим окном и обычными для коммуналок отдельными для каждого жильца столами и холодильниками. Вдоль длинной стены под окном тянулся низкий посудный шкафчик с полками, разделенный на три части – по числу комнат.

Валерия кинулась к холодильнику (с тех пор, как она начала жить с Лёшей, там снова завелась еда) и схватила первое, что попалось под руку, – какой-то глазированный сырок, купленный еще три дня назад, да так и забытый на полке. Кое-как заглушив настоятельный голод, она уже спокойнее налила воды в чайник, поставила его на огонь и приготовилась пить чай и думать – и было о чем. Предстояло обдумать всё, что произошло сегодня, и что в связи с этим нужно прямо сейчас, безотлагательно предпринимать.

Квартира, в которой последние два года жила Валерия, была обычной трехкомнатной питерской коммуналкой. Комната Валерии была прямо по коридору, сразу за кухней, а справа располагались еще две. Комната была довольно большой, но темной, единственное окно выходило на север, в сторону Обводного канала. При обмене агент ее обманул, подсунув вместо солнечной комнаты темную, а соседка ловко успела перебраться в комнату, выходившую окнами на юг, – ту самую, в которую должна была въехать Валерия.