За несколько стаканов крови

— Во-первых, не переживай, я через пять минут вернусь. Во-вторых, все равно никому не позволю смотреть, как я чары снимаю. В-третьих, приказы не обсуждаются. Звеньевой, за дело, корнет, за экипажем! Все, я пошел.

Слово «приказ» не произвело на слушателей большого впечатления. Персефоний вообще не воспринимал «корнета» как звание, Яр тоже не числил себя действующим звеньевым, Блиска тем более, а главное — несмотря на благополучное разрешение ситуации, все и впрямь испытывали какую-то тревогу.

Персефоний-то, конечно, понимал, почему сердце его словно обручем стальным стянули: он снова убил, и снова его жертвой был разумный одного с ним вида, и снова это случилось в бою, где умелый и безжалостный Хмурий Несмеянович сумел обойтись без уничтожения противника. Чего, кстати, трудно было от него ожидать после того, как он уже внутренне решил не щадить никого, кроме брата.

Хотя… наверное, если бы не Яр, а кто-то другой дал бригадиру возможность выпутаться, тут все было бы залито кровью герильясов, и вместо одного упыря, убитого в приступе безудержной ярости, лежало бы восемь тел, да и жизнь Жмурия, если честно, висела бы на тонюсеньком волоске…

Неожиданная мысль заставила Персефония вновь посмотреть на связанных герильясов. Их было семеро.

— Одного не хватает, — сказал он и тут же вспомнил: — Гном сбежал!

Яр хлопнул себя по лбу и окликнул Хмурия Несмеяновича, уже завернувшего за памятник:

— Стой, бригадир! Будь осторожен: мы одного упустили!

Тучко тут же вернулся, настороженно оглядываясь, и спросил:

— Кого?

— Гемье. Извини, Хмур, сам не понимаю, как я его просмотрел.

— А ведь он убежал именно туда, куда ты пошел, Хмурий Несмеянович, — заметила Блиска. — Я видела, только подумала, что это не важно…

— Да в общем, так и есть, — пожал плечами Тучко. — Гемье трусоват.

— Я помню, — не стал спорить Яр. — Трусоват, но не напрочь глуп. Выход с кладбища в другой стороне. А там — тайная тропа к месту. И Эргонома я поблизости не вижу, а когда это гном с эльфом без него что-то делали?

Хмурий Несмеянович чертыхнулся.

— Верно мыслишь, звеньевой! Спасибо. Что-то я расслабился.

— С него станется всех опередить, — сказал берендей. — Может, ну его, этот клад?

Хмурий Несмеянович отрицательно покачал головой.

— Нет, дружище, так не пойдет. Эргоном упорный, рано или поздно, но он доберется до схрона и своими силами. А я не хочу, чтобы клад хоть кому-то в Кохлунде достался. Так что идти туда надо… Во всяком случае, мне — надо.

Глава 21

АГЕНТЫ ЭРГОНОМА

Привидение, явившееся Эргоному незадолго до той минуты, когда Хмурий Несмеянович и Персефоний попали в ловушку, доверившись Дурману Перегоновичу и Носу, все называли Мазявым. Эргоном не оригинальничал, хотя понятия не имел, что значит это слово, если вообще что-нибудь значит.

Как и положено привидению, Мазявый существовал за счет эмоций живых, и в его случае — по капризу ли природы, или в силу приобретенных при жизни привычек — это были чувственные наслаждения.

Мазявый отирался при борделях, изредка поступая на службу осведомителем, но всегда вылетая за небрежение служебными обязанностями. Тогда он, как правило, переходил на должность ночного сторожа или контролера, проверяющего клиентов на наличие амулетов с запрещенными заклинаниями, но терял и ее, поскольку не знал чувства меры и, перебрав эмоций, впадал в недельные пароксизмы довольства. Следующим шагом циклически разваливающейся карьеры была попытка удержаться при борделе хотя бы в качестве зазывалы, а если и это не удавалось, он отправлялся искать новый бордель.

Мазявый мало чем отличался бы от подобных ему фантомов, прославившихся до смерти исключительно эгоизмом и философией «жизни для себя» и потому тоскливо влачащих подобие прежнего существования в призрачном теле, если бы ему не был свойственен некоторый артистизм. Чем он занимался при жизни, никто не знал, но он вполне мог быть актером — и даровитым, только слишком самовлюбленным, чтобы стать великим. Именно благодаря артистическим задаткам сластолюбивый фантом ухитрялся в каждом новом заведении составить о себе хорошее мнение и получать последовательно все перечисленные должности.

Однако время — безжалостная штука, рано или поздно дурная репутация настигает и самого изворотливого ловкача. Когда Эргоном встретил Мазявого, в Лионеберге не осталось притона, где фантом мог рассчитывать на подработку. И к предложению Эргонома он отнесся серьезнее, нежели к чему-либо в своей призрачной жизни.