За пределом (СИ)

   - Ты начал свою историю рассказывать, - как можно незаметнее сглотнула голодную слюну она.

   - Все как есть поведаю, ничего не утаю. Только сперва… - на этот раз домовой выудил из воздуха горсть изюма. - Держи вот и слушай. Занесло, стало быть, меня в Алеену эту волшебным образом. И ведь не предвещало ничего. Дома я был, хозяйские семена инспектировал на предмет посева, а потом раз… и перенесся. Даже глазом моргнуть не успел.

   - А я в клуб шла, - поделилась Надюшка. - А попала в подвалы Арнорака.

   - Бедняжка, - от души посочувствовал он и уселся рядышком. - Давай знакомиться что ли. Меня вот Онуфрием Ильичом кличут, а тебя как?

   - Надей.

   - Надеждой, стало быть, - обрадовался домовой. - Хорошее имя, правильное. Мне нравится.

   И стал он таким счастливым, так весело задирал к солнышку ухоженную рыжую бороду, так энергично болтал короткими обутыми в аккуратные лапоточки ножками, так радостно прижимал ладошки к сердцу, что, глядя на него, не улыбнуться было просто невозможно.

   - И как у тебя тут сложилось? - спустя некоторое время поинтересовался Онуфрий Ильич.

   - Не очень-то, - ответила Надюшка и отвернулась. Рассказывать о своей жизни с Магнусом не хотелось.

   - Все наладится, вот увидишь, - заверил ее домовой, деликатно прекратив расспросы. Вместо этого он принялся рассказывать о своей жизни.

   Оказалось, что жил Онуфрий Ильич в Ногинске в частном доме с большим садом.

   - Триста лет с этим семейством кров делил, - пригорюнился он, - всем сердцем к ним прикипел. Ну и хозяева тоже с пониманием попались. За три века сколько им домов сменить пришлось, вспомнить страшно, но всегда при переезде на новое место меня с собой приглашали. Ставил глава семьи на порог сапог аль ботинок поновее и приговаривал: ' Домовой-хозяин, поехали с нами в новую хату, будем жить богато'. Ну я понятно снисходил. Переезжал то есть. И всегда я им помогал, за хозяйством присматривал, по возможности на вопросы отвечал, а потом сгинул… То есть сюда перенесся - поправился Онуфрий Ильич. - Прямо в чащу лесную, во владения башахауна Блеза и дочки его Аполлин, Полиночки моей.

   - Башахаун, это кто ж такой?

   - Дух лесной. Агромадный, - домовой показал руками, - лохматый и жуткий.

   - Как йети? - Надюшка боязливо придвинулась поближе к Онуфрию Ильичу.

   - Совсем другой, - погладил ее по плечу домовой, успокаивая. - Блез, он справедливый мудрый и хозяйственный. Жаль только, что молчун. Зато дочка у него - красавица, - голос Ильича потеплел. - Жена моя любимая.

   - Что ж ты жалуешься тогда? - Надя покачала головой.

   - Бездомный сиротинушка потому что, - грустно ответил домовой. - Это для таких как я очень мучительно. Если бы не Полюшка сгинул бы уже.

   - И я бездомная, - пожаловалась Надюшка.

   - Бедолажные мы с тобой, - притулился ей под бок домовой и вздохнул тяжело.

   - Ав, - поддержал компанию Серп. Хотя он-то как раз был вполне себе счастлив.

   Так они и сидели некоторое время.

   - Ладно, - прервал затянувшееся молчание Онуфрий Ильич. - Пошли с семьей моей знакомиться.

***

Богаты и обильны оказались владения башахауна Блеза, да и сам он проявил себя прекрасным хозяином: щедрым внимательным и при этом ненавязчивым.

   Блез и правда был страшен, вернее внешность его была устрашающей, но прекрасной. Онуфрий Ильич ни словом не соврал, описывая его обличье, и все же, впервые увидев башахауна, Надюшка была скорее поражена дикой необыкновенной красотой хозяина леса нежели напугана.

   Рост Блеза по человеческим меркам и правда был огромен - метра два с половиной. Да и насчет волосатости Ильич не соврал. Роскошная изумрудная грива стелилась по спине башахауна мало не до земли. Лик его был благороден, а на голове росли рога да такие, что матерый олень обзавидуется. При этом лесной хозяин так же скрытен, и недоверчив как это благородное животное.

   Изредка и издалека показывался он гостье, глядел на нее молча, словно ожидая чего-то. В такие моменты Надюшка чувствовала себя невинной девой, отданной дикими франками своему жестокому богу - грозному как сама природа Кернунносу. Она робела, пугалась мощи башахауна и его же величия.

   Зато дочь Блеза - белая дама Аполлин была совсем другой. Начать с того, что она вправду оказалась красавицей, и тут Онуфрий Ильич тоже не покривил душой. Ориентируясь на название, Надя ожидала увидеть бесплотную похожую на призрак деву, а не пышущую здоровьем и жизнью нимфу - белокурую зеленоглазую чаровницу, искренне влюбленную в своего супруга. Аполлин или просто Полюшка, как называл ее домовой, возвышалась над мужем на целую голову и при этом умудрялась смотреть на него снизу вверх, причем с перманентным восхищением.

   А уж как расцветал при этом молодожен, с какой гордостью, нежностью и заботой глядел он в ответ. Сплошная милота, короче.