Читаем За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии полностью

Советская власть унаследовала нечто большее, чем геополитическое окружение империи Романовых. Поиск авторитетных лидеров, не говоря о штатных кадрах для растущей Коммунистической партии и государственной бюрократии, возобновил прежние возможности сотрудничества с улемами. Советская власть и мусульмане продолжили шедшие с царских времен поиски точек соприкосновения, но уже в новом идеологическом контексте. Некоторые мусульмане еще при старом режиме заняли левые позиции. Другие увидели в неопределенных лозунгах нового режима некоторое сходство с исламом и решили сотрудничать с ним на основе подобных принципов[586]

. Ментальные горизонты мусульман также испытали влияние этатизма имперского общества – того, что Питер Холквист назвал его склонностью «идеализировать государство как таковое и как инструмент для осуществления всех его собственных заветных мечтаний». Кроме того, мусульмане имели огромный опыт переделки государственных институтов под себя[587]
.

Таким образом, мусульмане и советское государство непосредственно опирались на институциональное наследие царей. Хотя большевистское правительство нарезало Центральную Азию на национальные республики в рамках федеративной системы (положив конец бухарскому эксперименту), оно сохранило многие исламские институты имперской России и даже назначило туда старые кадры[588]

. В 1923 г. оно разрешило переучредить официальную исламскую иерархию в Уфе. Муфтием стал бывший судья ОМДС Ризаиддин Фахреддинов (Рида’аддин Фахраддин оглы). Оно было переименовано в Духовное управление мусульман России и Сибири и возродило многие функции своего предшественника, но стало играть еще более важную роль в качестве представителя советского государства перед иностранными мусульманами. Повсеместно продолжали существовать, а в некоторых местах даже процветали исламские суды и школы. Государство восстановило вакфы в Центральной Азии и в знак символического отвержения старого режима вернуло религиозным лидерам в Уфе древнюю копию Корана, захваченную в Ташкенте царскими военными властями. Местные власти нападали на некоторые мусульманские общины в ходе антирелигиозных кампаний, но до 1929 г. гонения не были систематическими. Для большевиков стержнем старого режима была православная церковь, а ислам представлял силу, которую следовало победить более постепенными методами, особенно принимая во внимание возможность разжечь пламя революции в Персии и Афганистане и слабость советского контроля в мусульманских регионах бывшей царской империи.

В то же время молодое советское государство, подобно своему имперскому предшественнику, по-прежнему имело много общего с другими мусульманскими правительствами. Многие послевоенные государства во имя модернизации боролись с исламскими институтами и авторитетами, ограничивая их контроль в правовой и образовательной областях и урезая материальные ресурсы. Новое турецкое государство во многих отношениях было жестче ленинского правительства. Шериф Мардин сравнил политику Турецкой Республики в 1920‐х гг. с «секулярным якобинством»[589]

. Правительство Кемаля Ататюрка ликвидировало халифат, должность шейх-уль-ислама и Министерство религиозных дел и вакфов. Оно закрыло исламские суды и медресе и разогнало их служащих. Режим Кемаля не только запретил суфийские братства, подозреваемые в антигосударственных мятежах, но и боролся с местами поклонения – такими, как гробницы и мавзолеи святых. Республиканское правительство Турции сделало обязательным светское начальное образование, ввело светские кодексы законов и запретило официальное использование религиозных титулов – таких, как «мулла». Министерство образования контролировало обучение имамов и проповедников, Департамент религиозных дел надзирал над «всем, что касается верований и ритуалов ислама», а теологический факультет Стамбульского университета разрабатывал различные реформистские положения, включая использование турецкого перевода Корана[590]. В 1930‐е гг. сталинский режим догнал своего соседа и превзошел его дисциплинарные меры в отношении мусульманских авторитетов, развязав кровавую кампанию казней, закрытия мечетей и медресе, депортаций и переселений.

Вторая мировая война поставила и турецкое, и советское правительства перед необходимостью вернуться к политике примирения. В Турции она заставила отказаться от многих ограничений, наложенных на религиозное образование, паломничество и почитание могил святых. Советское государство в поисках поддержки верующих во время войны прекратило агрессивный натиск на исламские институты и кадры. В 1943 г. оно учредило четыре региональные исламские иерархии, но подчинило их все централизованному контролю Москвы[591].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

Добротолюбие. Том IV
Добротолюбие. Том IV

Сборник аскетических творений отцов IV–XV вв., составленный святителем Макарием, митрополитом Коринфским (1731–1805) и отредактированный преподобным Никодимом Святогорцем (1749–1809), впервые был издан на греческом языке в 1782 г.Греческое слово «Добротолюбие» («Филокалия») означает: любовь к прекрасному, возвышенному, доброму, любовь к красоте, красотолюбие. Красота имеется в виду духовная, которой приобщается христианин в результате следования наставлениям отцов-подвижников, собранным в этом сборнике. Полностью название сборника звучало как «Добротолюбие священных трезвомудрцев, собранное из святых и богоносных отцов наших, в котором, через деятельную и созерцательную нравственную философию, ум очищается, просвещается и совершенствуется».На славянский язык греческое «Добротолюбие» было переведено преподобным Паисием Величковским, а позднее большую работу по переводу сборника на разговорный русский язык осуществил святитель Феофан Затворник (в миру Георгий Васильевич Говоров, 1815–1894).Настоящее издание осуществлено по изданию 1905 г. «иждивением Русского на Афоне Пантелеимонова монастыря».Четвертый том Добротолюбия состоит из 335 наставлений инокам преподобного Феодора Студита. Но это бесценная книга не только для монастырской братии, но и для мирян, которые найдут здесь немало полезного, поскольку у преподобного Феодора Студита редкое поучение проходит без того, чтобы не коснуться ада и Рая, Страшного Суда и Царствия Небесного. Для внимательного читателя эта книга послужит источником побуждения к покаянию и исправлению жизни.По благословению митрополита Ташкентского и Среднеазиатского Владимира

Святитель Макарий Коринфский

Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика