За рекой Гозан

Все засмеялись, а Ицхак с напускной строгостью хлестнул умника по плечу пучком стеблей. Тот отшатнулся, но улыбаться не перестал. Ицхака в общине любили и не боялись: он был добрым и справедливым, в общем – безобидным. Однако уважали – за проницательный ум, опять же справедливость, а также знание трав. Община иврим в Хагматане[8] была небольшой, поэтому Ицхак по совместительству выполнял обязанности рофэ, лекаря: делал обрезание, следил за соблюдением ритуальной чистоты, накладывал деревянные шины на переломы…

Травник много чего умел. Он, как и все члены общины, свято верил в то, что исцеление больного всецело находится в руках Всевышнего. И в чудодейственную силу молитвы. Но фарисеи Иерушалаима были далеко, а значит, никто не мог осудить рофэ за то, что тот, помолившись, давал больному горячий травяной отвар или вправлял вывих. Даже в шаббат.

Ицхак встал.

– Что дали? – спросил он, по-старчески близоруко вглядываясь в развязанный мешок.

Бехдины[9] в храме тоже знали травы. Несмотря на различия в вере, между общинами сохранялись миролюбивые отношения, так что жрецы часто выручали рофэ лекарственным сбором.

Ицхак вынимал пучки один за другим, при этом пристально их разглядывая. Некоторые нюхал.

– Это что? – старый иври передал вязанку крепышу.

Ученики подвинулись ближе и уставились на сухие стебли с бледно-желтыми соцветиями, длинными остроконечными листочками, похожими на листья оливы, и бурыми бобами.

– Ха! – воскликнул угреватый, морща нос, потому что ближе всех придвинул лицо к траве. – Тут и думать нечего – александрийский лист.

Остальные закивали головами.

– Ну, Лаван, рассказывай, – прошамкал Ицхак.

– На вкус горький, запах – сами знаете… Дают при сухом кашле.

– Сколько? – спросил старик, хитро прищурившись.

– Лог[10], – наугад выпалил парень.

Все, включая Ицхака, засмеялись.

– Если лог, завалишь демона отхожего места, – сквозь смех заявил крепыш.

Кто-то характерно выпустил губами воздух. Лаван обиженно дернулся, пытаясь дать обидчику подзатыльник. – Хватит зубы скалить, – приструнил собравшихся Ицхак.

На занятиях рофэ старался быть строгим, хотя и не всегда получалось. Время неумолимо приближало день, когда его понесут в погребальную пещеру, поэтому он хотел успеть передать опыт ученикам – Священное писание, конечно, учит, но далеко не всему.

Учеников набралось человек шесть-семь: в тевет работы мало, а рофэ еще и похлебкой кормит, так что семьи не возражали – все лучше, чем шляться по улице и драться со сверстниками из персидского квартала.

Ицхак невозмутимо продолжил:

– Если для послабления, можно и александрийский лист. Но ребятишкам лучше давать отвар из костянок жостера, он послаще будет. А ты запомни, – рофэ уткнул скрюченный палец в Лавана, – при кашле пол-лога, не больше, и не все сразу. Что еще дашь при грудной болезни?

Тот замялся. Не дождавшись ответа, Ицхак терпеливо пояснил:

– Отвар из корня желтоцвета. Можно отвар из дудника, или просто дать корешок пожевать. Пикульник тоже хорош – я показывал, у него корень похож на морду хорька. А на грудь положишь примочку с белой или черной горчицей.

– Что там еще? – спросил он Иешуа и, не дожидаясь ответа, запустил руку в мешок.

Вынул холщовый кулек. Развязав его, довольно улыбнулся.

– Ого! Смола ферулы. Не пожадничали бехдины.

Держа на ладони россыпь коричневых кусочков с неровными краями, пояснил:

– Млечный сок корней ферулы хорош от женских болей и истерики.

Тут он замолчал и строго посмотрел на прыснувших учеников. Те сделали вид, что внимательно слушают.

Ицхак продолжил:

– Чтобы дольше хранился, его надо смешать с рисовой мукой и соком акации. Можно принимать также от брюшных червяков, хотя лучше тыквенных семечек я средства не знаю. Вот ты, Шаддай, что еще предложишь?

– Нет у меня никаких червяков, – обиженно буркнул крепыш.

– А ты откуда знаешь? Уже отца перерос, а все ногти грызешь, словно маленький. Смотри – демона проглотишь.

Испуганно отдернув руку от лица, Шаддай вытер ее о халат. Ответить вызвался рыжеволосый Иона.

– Ну, мать брату давала пожевать свежую кору граната, он у нас во дворе растет.

– Хм, правильно, – довольно хмыкнул рофэ, – молодец Ханна, помнит, чему я ее когда-то учил, а ведь давно замужем, пятерых родила…

Он подошел к стене, размотал бечеву на одном из кувшинов, после чего, приподняв холстину, пошуршал в нем рукой. Затем снял со стены несколько вязанок. Кряхтя, уселся среди учеников и разложил травы перед собой.

– Так, а теперь запоминайте. Вот это танацэтум, или, по-нашему, ромашник, – показал он на горсть сухих соцветий со сморщенными темно-желтыми корзинками и остатками мелких листочков. – Цветет в ав[11], собирать нужно сразу, как только зацвел. Если корзинки побурели – все, рвать нельзя, а то отравитесь. Растет по полянам и на обочинах дорог. Пахнет камфорой, на вкус горький. Настой выгоняет брюшных червяков, а еще им раны и ушибы мажут – заживляет. Можно растолочь в порошок и смешать с медом.