– Держи! И ни слова никому, что видел нас! Здесь хватит на твое молчание, – незнакомка достала из кошелька три купюры по пятьсот евро и отдала мужчине. – Будет кто спрашивать, ты ничего не знаешь! С камерами сам разберешься.
Слава Богу, охранник не стал задавать лишних вопросов и быстро открыл шлагбаум.
Только на трассе я смогла спокойно выдохнуть. Плакать при незнакомке расхотелось. И я молча ехала вперед в неизвестность.
– Он изменил мне, – девушка нарушила тишину. Я не знала, что сказать, поэтому только кивнула головой, даже не повернувшись в ее сторону. Возможно, я – эгоистка, но сейчас мне и своих проблем хватало выше крыши.
Снова едем в тишине.
– Ты ведь тоже не просто так там оказалась в слезах.
Я снова кивнула. Посвящать кого-то, тем более абсолютно незнакомого человека, во все я не собиралась.
– Я не поеду в город. Через триста метров будет поворот. Можешь остановить там, дальше я дойду сама. У моих родителей здесь частный дом. Нельзя, чтобы кто-нибудь узнал, что произошло сегодня. Мой отец – известий дипломат и собирается принять участие в выборах, и если станет известно о скандале, который произошел с его дочерью, то это не прибавит ему авторитета. Мой пар… тот гад не видел твою машину, а охранник с такими бабками точно будет молчать, поэтому… – девушка замялась и во второй раз полезла в свой кошелек.
– Мне ничего не нужно. Я буду молчать.
Мне было абсолютно плевать, и портить чью-то репутацию я не собиралась. А чужие деньги мне не нужны.
Девушка недоверчиво посмотрела на меня, но настаивать не стала.
Я даже не повернулась в ее сторону.
Мне просто необходимо было побыть одной. Но еще больше мне хотелось поскорее обнять сына и забыть обо всем, что случилось сегодня.
Зрачки расширились, когда в глаза ударил свет чужих фар. От сковавшего все тело ужаса я дернула руль в сторону, уворачиваясь от едущей навстречу машины.
В ушах снова скрежет шин, но на этот раз намного громче.
Не знаю, завизжала ли я.
Кажется, да.
Вот только от боли ли, или от страха, что больше никогда не увижу Андрюшу?..
ГЛАВА 6
МАКС
– Дурак! Дебил! Придурок!
Мой кулак несколько раз со всей силы врезался в бетонную стену у раковины. Я стоял, нагнувшись над ней, и глубоко дышал. Мне было страшно поднять глаза и увидеть свое отражение в зеркале. Я ненавидел себя за то, как поступил, как сказал.
Дверь в туалет открылась, наполнив небольшое помещение звуками музыки.
– Где она? – тихо спросил Серый, когда все снова стихло. Только вода, со всей мощью бьющая из крана, разбивала тишину.
– Ушла.
Ушла. Она ушла, даже не обернувшись. Я до последнего верил, что она обернется.
Аня не могла так просто уйти.
С волос медленно стекала вода, и капли застывали на пересохших губах, впитываясь в кожу.
– Это была плохая идея, – плюнул я, зарывая пальцы в челку. – Не нужно было слушать Стражева!
– Нет, брат, в этом нет его вины, – покачал головой друг. – Ты просто должен был сказать Ане всю правду. Она бы отпустила тебя, ты же сам это знаешь.
– Не тебе мне это говорить! Ты же сам ни слова не сказал Наташе!
Парень виновато опустил глаза в пол и глубоко вздохнул. Я прошел мимо него и вышел из туалета.
Я не мог потерять сразу двух самых дорогих мне людей. Тогда почему я не побежал за ней? Не остановил? Не стал оправдываться? Да потому что после этого я бы возненавидел себя еще сильнее. Я был виноват. Обманул, не доверился ей, посчитал, что она не сможет принять меня настоящего. И в этом стала моя самая большая ошибка. Вот только почему я только сейчас это понял?
Сейчас Ане нужно побыть одной, как и мне. А завтра мы все выясним, поговорим. Я готов ползать у ее ног на коленях, лишь бы она простила меня.
А сын? Если она увезет его…
Я всегда думал, что отцовство это самое тяжелое, что может быть. Не ошибся. Но в то же время оно дарило мне необъяснимую легкость, ощущение полета и недостижимого счастья. Бывало, в компании друзей или в кругу семьи разговор заходил о детях, и я всеми богами клялся, что до тридцати никаких памперсов, но… Когда я понял, что под сердцем Ани живет частичка меня, мой мозг “сломался”, выдавая совершенно непонятные комбинации мыслей и чувств. Уже тогда знал, что не смогу жить, если их – самой прекрасной девушки на свете и моего крохи – не будет рядом.
А сейчас я сам оттолкнул их.
– Тебе что?
Я нахмурился, повернув голову на голос. Бармен смотрел на меня пронзающим взглядом. Его бровь слегка приподнялась, а потом он глубоко вздохнул, отвернувшись к стеллажу с бутылками.
– Значит покрепче, – парень сам сделал вывод, а спустя секунду передо мной уже стоял стакан с коричневой жидкостью. – Пей, легче станет.
И я выпил. А потом еще. И еще. А перед глазами все стояла она. На ее лице разочарование. Шоколадные глаза потускнели, заполнившись слезами, щеки покраснели.