А вот есть я действительно хотела, что правда, то правда. С утра маковой росинки во рту не было, если не считать чашки кофе. На работе перекусить не успела: сначала заела текучка, а потом позвонил Владимир Николаевич и выдернул меня со службы, как морковку из грядки. Но ему-то зачем эта головная боль и лишние расходы? Прекрасно можно было опять что-нибудь купить по дороге. Типичное пижонство!
Примерно в такой последовательности (не упоминая, конечно, о пижонстве) я эти умные мысли и изложила, но понимания не встретила, скорее, наоборот.
— Давайте ещё колбасу стеклом порежем для колорита, — окончательно развеселился Владимир Николаевич. — Майечка, я привык есть в цивилизованных условиях, а не на газете в парке. Ну, первые два раза я щадил вашу юную психику, не хотел её непоправимо травмировать. Теперь, пожалуй, можно переходить на другой уровень. И вообще тут я руковожу процессом и командую парадом. Здесь, сейчас, всегда и везде. Усвоили? Или повторить для тех, кто в танке?
В принципе я упряма, как ишак, и обычно если что-то и понимаю, то с третьего раза. Но на сей раз до меня дошло мгновенно. И хотя слова произносились ласково, а тон был почти нежным, я внезапно осознала — командовать парадом здесь и везде действительно будет этот удивительный человек, о котором я практически ничего не знала, человек, несколько минут назад заставивший меня испытать невероятное по остроте ощущение, метеором ворвавшийся в мою жизнь, причем оставалось совершенно непонятным — украсит он её или, наоборот, сломает.
— Мало ли чего вам захочется! — попыталась я сдуру отстоять свое право на личное мнение и свободу маневра. — А я должна буду всему безропотно подчиняться? Это — вряд ли. Ну, вот сейчас скажите мне — кто в таком виде в ресторан ходит? Стыдно же.
— Кому — стыдно? Майя, усвойте простую вещь — нельзя давать условностям слишком большую власть над собой, нельзя подпадать под ситуацию, нужно ею руководить и её контролировать. В данном случае предоставьте это мне, благо я старше вас не только по возрасту, но и по званию. Хочется есть, а рядом ресторан. Прекрасно! Остановить лично меня в данном случае может только отсутствие времени или денег, а то и другое пока имеется. Идите в кабак, в чем хотите, и не обращайте ни на кого внимания. В конце концов, вы же со мной! Женщину ценят по мужчине, рядом с которым она находится.
Я чуть не подпрыгнула от возмущения. Большего эффекта он мог бы достичь, только воткнув мне в руку огромную булавку. Вопрос о мужском и женском равноправии всегда до чрезвычайности занимал меня, хотя феминисткой в общепринятом смысле этого слова я не была. Но и «Домострой» — не та книга, которую я стала бы держать в спальне, даже супружеской, на тумбочке возле кровати.
— Значит, по-вашему, красная цена мне — Белоконь? — со зловещей мягкостью осведомилась я. — Занятная у вас, однако, классификация. А как насчет обратного принципа? В смысле: мужчина стоит как раз той женщины, рядом с которой находится? Или тут действует какой-то другой прейскурант? Просветите убогую, сделайте такую милость.
Мне показалось, что моя рука попала в стальные тиски, так крепко стиснул её Владимир Николаевич. «Синяки останутся», — отрешенно-обреченно подумала я, не успев даже толком осознать, за что меня подвергли физическому наказанию. Но в следующий момент услышала такое, что у меня буквально волосы дыбом встали, хотя и были все ещё мокрые.
— Если я ещё раз услышу про этого Белоконя, то просто убью вас обоих. Достаточно того, что я — не первый. Никому и никогда ещё этого не прощал, вторым никогда в своей жизни не был.
Оригинально, однако. Как бы тактично намекнуть товарищу, что он у меня — пока ещё вообще никакой? В смысле порядкового номера. И если события будут протекать в таком русле и такими ошеломляющими темпами, то… вряд ли у этой замечательной истории будет продолжение. Поесть я в конце концов и дома могу.
Внезапно он выпустил мою руку и опустился на землю. Совсем беда: пить вроде ничего ещё не пили, а ноги уже не держат.
— Владимир Николаевич, что с вами? — попыталась я навести мосты. — Вам плохо? Я же ничего такого сказать не хотела, просто пошутила. У меня вообще специфическое чувство юмора, мне об этом многие говорят.
Вместо ответа он вдруг потянул меня за руку вниз, к себе, и усадил так, что моя голова оказалась прижатой к его плечу. Возможно, это была какая-то особенная йоговская поза, призванная совершенствовать человеческий организм, но когда я её приняла, то поняла, что он действительно может быть у меня только первым, а заодно и последним, что Белоконя нужно убить, а ещё лучше — пустить на колбасу, и что женщина на самом деле только друг человека. Пусть все будет так, лишь бы касаться головой его плеча и слышать, как стучит его сердце…
Чудовищным усилием воли я вернула себе почти навсегда утраченное чувство юмора и негромко спросила:
— Владимир Николаевич, вам когда-нибудь доводилось слышать, что все женщины — стервы?
Ну вот и мне удалось его слегка ошарашить.
— Доводилось. Но почему?