За секунду до выстрела

Произнести! Похоже, в тот момент я и думать-то разучилась. Мне ещё повезло, что впоследствии эта способность ко мне все-таки вернулась. Хотя, с другой стороны, смотря что считать везением…

— Ты уверена, что не понимаешь? — услышала я вопрос, заданный очень тихо, почти шепотом.

И в эту минуту я действительно все поняла. Помимо всего прочего, поняла и то, что если этот человек сейчас щелкнет пальцами, я, как цирковая собачонка, буду исполнять все его команды — пойду за ним босиком хоть в Сибирь, хоть на край света, несмотря на то, что аналогичные поступки декабристок, например, всегда вызывали во мне чувство непонимания, граничащее с раздражением. И что вообще до этого вечера я как бы и не жила. Так это и есть любовь?

Наверное, этот вопрос легко можно было прочесть в моих глазах, потому что веки Владимира Николаевича утвердительно дрогнули, а рот внезапно приобрел резкие, почти скульптурные очертания.

— За все хорошее, — отрывисто сказал он, налив себе ещё рюмку и быстро выпив её, словно воду.

Я испугалась, что мне тоже придется повторить недавний подвиг, но, как всегда, в последнее время, ошиблась. В следующие несколько минут мой спутник уже напяливал свои жуткие темные очки, расплачивался по счету и чуть ли не тащил меня за руку к выходу. У меня мелькнула какая-то робкая мысль о том, что он ведет себя так, будто боится передумать… Но — только мелькнула и только робкая.

На свежем воздухе у меня внезапно закружилась голова и подкосились ноги. Я смутно соображала, что Владимир Николаевич подхватил меня на руки и понес к машине, что я оказалась на заднем сиденье в его объятиях, что он укачивал меня действительно как маленького ребенка, и шептал, что все сейчас пройдет, что мы вот-вот приедем, он сварит мне кофе и все будет хорошо, просто прекрасно.

И мне казалось, что все это — самые естественные вещи на свете, что все на самом деле будет хорошо и даже прекрасно, как это ни удивительно. Только бы он не выпускал меня из своих рук, только бы не переставал шептать эти простые, но такие ласковые слова… Господи, мне же никто никогда таких слов не говорил! Да вообще никаких ласковых слов никто не говорил! «Какое несчастье случилось со мною — я жизнь прожила без тебя…»

Память безотказно выдала подходившую к случаю поэтическую цитату, я почувствовала, как из глаз у меня снова непроизвольно покатились слезы, но это было совсем не так, как в первый раз. В этот удивительный вечер я сделала для себя одно открытие за другим: теперь вот поняла, что плакать, оказывается, можно и от счастья. Правда, с тех самых пор мне проливать слезы по такому прекрасному поводу почему-то больше не приходилось.

Владимир Николаевич, наверное, почувствовал, что утешать меня не надо, что это — не тот случай, а просто стал осторожно снимать слезы с моих щек губами. Он даже не целовал меня, но эти короткие прикосновения сухих и горячих губ были слаще любых поцелуев. Я словно провалилась в очередное забытье и очнулась только тогда, когда машина остановилась.

— Мы приехали, котенок, — услышала я. — Давай помогу тебе вылезти.

«Помогу» — это было сильно сказано. Ему пришлось вынимать меня из машины и опять почти нести на руках. Потом я каким-то образом оказалась в собственном любимо кресле, а Владимир Николаевич протягивал мне чашку.

— Выпей кофе. Сейчас все пройдет.

Но я вовсе не хотела, чтобы прошло «все». Что-то должно было остаться… хотя бы пока.

— Только не уходи! — взмолилась я, даже не сообразив, что все-таки перешла на это самое «ты».

— Куда же я теперь уйду? — в привычной полунасмешливой манере спросил он меня. — Я ещё и кофе не допил, а на дворе, между прочим, ночь.

Но я уже знала, что может скрываться за этой насмешкой. Или по крайней мере думала, что знаю.

— Только не уходи, — повторила я. — Сегодня.

Последнее слово я произнесла не столько инстинктивно, сколько потому, что кофе постепенно начал оказывать свое действие, а я — соображать, что это не Севочка, и что этот человек не сможет остаться со мной не то что навсегда — даже на какое-то более или менее длительное время.

Со внезапной вспышкой озарения я вдруг поняла: буду ждать неделями нескольких часов встреч, по-другому ничего не получится. Не может получиться. Еще почему-то в голове пронеслось слово «расставание», в котором не было горечи, а лишь — предопределенность. И ещё возникло слово «долг» — вот уж совершенно непонятно, зачем и с какой стати.

«И все это — с одной рюмки водки, — шепнул какой-то ехидный голос внутри меня. — Пьянство — не твое амплуа, дорогая. И вообще, не кажется ли тебе, что шутки закончились?»

— Кажется, — сказала я вслух и тут же почувствовала, что Владимир Николаевич взял меня за руку.

— Ты что, котенок? — спросил он. — Что тебе кажется?

— Что все это очень серьезно, — ответила я.