За секунду до выстрела

— Ты все усложняешь! — сердилась Дениз. — При чем тут чье-то существование? В то время, когда этот человек наслаждается жизнью, из-за него гибнут сотни и тысячи ни в чем неповинных обездоленных людей! Да он и не человек вовсе, а лишь деталь плохого механизма, который следует раз и навсегда остановить, убрав эту деталь. Ну, представь себе, что нужно всего-навсего удалить небольшой винтик — и огромная машина эксплуатации и беззакония затормозит. На нас возложена высокая миссия освобождения человечества.

Первый удаленный «винтик» запомнился мне на всю жизнь: невысокий, плотный мужчина в дорогом, но неброском костюме. Директор какого-то банка, наотрез отказавшийся «пожертвовать» некую сумму на дело освобождения человечества. Мне показали сначала его фотографии, потом — его самого. Судя по всему, директор что-то заподозрил, потому что постоянно ходил с двумя охранниками. Только это ему не помогло.

Три дня у меня ушло на то, чтобы подобрать подходящее место для засады. Осложняло задачу то, что его дом находился на узкой улочке в старом квартале Парижа, туда же выходил и подъезд, в котором директор жил. Поэтому с крыши выстрелить было невозможно. Пришлось караулить жертву возле дверей банка, хотя там было гораздо опасней: полиция, охрана, прохожие. Кто-то мог засечь, откуда стреляли, а значит, уходить пришлось бы в ускоренном темпе.

Но я справился и с этим. Первые два дня прошли впустую, потому что никак не удавалось поймать объект на мушку. На третий день мне повезло, причем повезло так, как бывает только с новичками. У одного из охранников директора развязался шнурок на ботинке. Естественно, телохранитель наклонился — просто, чтобы посмотреть, — и открыл своего подопечного, в ту же секунду я нажал на курок и даже с расстояния в сто с лишним метров увидел результат. В следующую секунду я уже спускался с чердака вниз к черному ходу, а через несколько минут садился в ожидавшую меня неподалеку машину.

После третьего «винтика» мне недвусмысленно намекнули, что надо бы скрыться и переждать опасное время. Дениз отвезла меня к каким-то своим родственникам в провинцию, где я отчаянно скучал. Потом я узнал, что за мной приходили к моим родителям, но те ничего обо мне сказать не могли, поскольку понятия не имели, где я нахожусь и чем занимаюсь. Да и знать, в общем-то, не хотели, я давно стал для них совершенно чужим человеком.

Полиция меня тогда так и не нашла, точнее, не нашла свидетелей, которые видели бы меня с оружием в руках. Косвенных улик оказалось недостаточно. Впрочем, в то время весь Париж напоминал бурлящий котел, студенческие волнения переросли чуть ли не во всеобщее восстание. К тому же мне сделали новые документы — в придачу к новой биографии. Их привезла Дениз, которая изредка навещала меня. Каждый её приезд был праздником, а тот, последний, я вообще запомнил на всю жизнь.

В тот раз нам повезло — родственники Дениз уехали в гости в другую деревню, и мы остались одни во всем доме. До этого наши свидания происходили, мягко говоря, своеобразно: хозяева, истовые католики, ни в коем случае не могли допустить, чтобы их молодая родственница- девица! — оставалась наедине с молодым человеком на продолжительное время. Максимум, что нам позволялось, — поговорить минут двадцать в комнате рядом с кухней, где из всей мебели был только колченогий стул, отчаянно скрипучий. Мы с Дениз, конечно, находили выход из положения, но после таких, с позволения сказать, «свиданий» те несколько часов, проведенных в моей собственной комнате показались просто сказкой. Да и Дениз была необыкновенно мягкой и нежной.

— Тебе нужно уезжать, — сказала она, лежа на моем плече. — Обещай мне, что ты это сделаешь.

— Без тебя я никуда не поеду! — возразил я. — Давай поженимся. Я люблю тебя. Я без тебя не могу.

— Не сейчас. Потом… Я приеду к тебе.

— Ты обещаешь?

— Я обещаю приехать. Потом. Сейчас это невозможно. Я должна закончить то, что начала. А тебя ищут, это опасно. Уезжай.

— Когда ты приедешь? Что ты должна закончить?

— Потом, — устало ответила она, обнимая меня. — Я все расскажу тебе потом. Сейчас у нас так мало времени…

Оказалось, у нас его вообще не было. Как говорила леди Гамильтон в моем любимом фильме: «Не было дальше, не было потом». Несколько дней спустя Дениз погибла. Мне сказали, что во время демонстрации её случайно застрелил полицейский. Возможно, так и было, но в то время я уже порой сам себе не верил.

Без Дениз революция и освобождение страждущего человечества перестали меня интересовать. Я перебрался в Швейцарию, устроился на работу официантом в кафе, вечерами учился, пытаясь наверстать упущенное время. Три года меня не беспокоили, а потом…

А потом ко мне пришел некто с невыразительной внешностью и дал понять, что ему все известно о моих парижских подвигах. Ему я поверил — он приводил в качестве аргументов такие детали, о которых, кроме меня, могла знать только Дениз. Например, о нашем времяпрепровождении в комнате со скрипящим стулом.