За секунду до выстрела

Следующие полчаса я посвятила тому, что пыталась одновременно прибраться в квартире и привести себя в божеский вид. Первое мне почти удалось, второе — почти нет. С прической я обошлась просто: стянула волосы со лба и висков на макушку, прихватила там аптечной резинкой, а сверху водрузила бант, чтобы все это убожество хоть как-то прикрыть. Вместо майки надела блузку — хотя серьезности мне это, видит Бог, не добавило. И уже совсем было собралась поставить над собой смелый эксперимент — подвести глаза и подкрасить губы — как снова зазвонил телефон.

«Свидание, надо полагать, отменяется, — со свойственным мне оптимизмом подумала я. — Что и требовалось доказать».

Но, сняв трубку, я поняла, что не только ошиблась, но вообще поступила крайне опрометчиво. Звонил… ну, конечно же, Севочка, про которого я, если честно, и думать забыла. Он остался где-то там, в совершенно другой жизни, и интересовал меня ненамного больше прошлогоднего снега. Прошу прощения за банальность.

— Пришла в себя? — ледяным тоном поинтересовался он.

— То есть? — оторопела я.

Первой и последней посетившей меня в эту минуту мыслью было то, что он каким-то образом узнал о том, как я провела минувшие вечер и ночь. Непринужденно же беседовать с ним как-то не хотелось. А принужденно — тем более, до любых разговоров на подобные темы я явно ещё не доросла.

— Что — то есть? Я русским языком спрашиваю: пришла в себя? Нагулялась? Могу принять обратно с испытательным сроком. В первый раз прощается.

— А если будет второй? — как можно более мягко поинтересовалась я. — Тогда что?

Из трубки донеслись какие-то булькающие звуки, похоже, Белоконь в полном смысле слова захлебнулся от негодования. И я его понимала, но извиняться, а тем более кардинально менять разговор не собиралась. Да и вообще не собиралась с ним долго беседовать, если честно.

— Ты совершенно обнаглела! — мой экс-жених сумел наконец произнести связную фразу.

— Ага! — охотно согласилась я. — Почему бы тебе по этому поводу не послать меня далеко и надолго? Я знаю как минимум десять кандидаток на мое вакантное место. Спорим, ты знаешь больше?

— Да ты ревнуешь! — с радостным облегчением завопил Белоконь. — Как я сразу не допер?! Слушай, рыжая, клянусь, кроме тебя, у меня никого не было и не будет. Если, конечно, ты не…

Мне вдруг стало нестерпимо скучно.

— Врешь ты все, — скучным голосом отозвалась я. — И даже не как сивый мерин, а вот именно как настоящий Белоконь. Были у тебя другие женщины, есть и будут. Что выросло, то выросло, точнее, что удобряли… Не ревную я тебя и никогда не ревновала, больше мне делать нечего. Уж лучше сразу удавиться или застрелиться из кривого ружья.

— Как это — не ревнуешь? Когда любят, всегда ревнуют. Постой-постой, а почему из кривого?

— Так это когда любят… И вообще, откуда ты нахватался таких старомодных словечек? Любит — не любит. Сам говорил, что это все — литература, а в жизни гораздо проще.

— Мало ли что я тебе говорил.

— Вот тут ты прав, — устало вздохнула я. — Говорил ты много, но обычно не по делу. Все, Белоконь, мы с тобой разошлись, как в море корабли. И больше мне тебе сказать нечего. Да и времени нет.

— Чем, интересно, ты так занята?

— Делами, солнце мое, делами. Я работаю, ты не забыл? Ну, все, сеанс связи закончен. И не звони мне больше, ладно? Не унижайся.

— И не подумаю!

— Что именно, звонить или унижаться? Кстати, именно из кривого ружья мне и нужно стрелять, чтобы не промахнуться. Моя меткость тебе известна.

— Стерва! — с каким-то мазохистским сладострастием выдохнула трубка, и из неё понеслись короткие гудки отбоя.

Ну, понятное дело, кто бы спорил? Говори мужику правду в глаза — или хотя бы в ухо, по телефону, — и почетное звание стервы гарантировано автоматом. А вот если только мурлыкать приятности, то ещё кое-как можно сойти за порядочную девушку. Надоело мне это — сил нет. Три года, прожитых под одной крышей с Белоконем, хоть кого заставят остервениться. И зачем теперь звонит? Ведь наверняка не страдает от одиночества. Единственное объяснение: готовлю я все-таки лучше большинства девушек. И квартиру убираю тщательнее. И с дурацкими вопросами типа «Куда идешь?» и «Когда вернешься?» не пристаю. Не так мало, кстати, если вдуматься. А вот с огнестрельным оружием…

Вообще-то и с ним, и со стрельбой у меня всегда была напряженка. В тире из пневматической винтовки у меня получалось совсем недурно, особенно если я предварительно зажмуривалась. Но когда нас всех скопом повезли на полигон, выдали по револьверу и предложили «поразить неподвижные мишени», я несколько минут добросовестно пыталась нажать на курок. Безрезультатно — сил не хватало. Тогда я повернулась к начальнику военной кафедры, стоявшему как раз позади меня, и довольно-таки кокетливо пожаловалась:

— Товарищ полковник, не стреляет!

Моментально передо мной не оказалось ни полковника, ни сопровождавших его офицеров. В жизни не видела, чтобы люди так стремительно принимали горизонтальное положение. И, лежа на животе в осенней грязи, несчастный полковник прохрипел:

— Дура, положи пистолет на землю и отойди от него подальше!