За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Догадавшись, что возле купальни никого, кроме Веры и Сережи, нет и что он подслушивает чужой разговор, Петька застыдился и стал выбираться к речке на голоса.

Маленькая, окруженная лесом полянка жалась к самой реке. Веселая и зеленая в летнюю пору, сейчас она была усыпана опавшими листьями и выглядела при ночном свете печально. Из-под ног Петьки на противоположную сторону прогалины убегал невысокий крутой обрыв. Над кручей смутно белел большой плоский камень, а внизу, у самой воды, стояла грубо сколоченная скамейка. На камне, кутаясь в широкий мужской пиджак, задумчиво теребила кончик косы Вера, а на скамье сидел вожатый. Парень, упершись локтями в колени, пересыпал в ладонях мелкие камешки. Время от времени какой-нибудь из камешков падал на землю, скатывался в воду, и по реке золотыми кольцами расходились волны.

— Чего убежала со скамейки? — спросил Сережа. — Иди назад.

— Ага! Назад! К такому медведю лучше не подходить, — мотнула косой девушка. — Посижу здесь.

— Ну и сиди, — спокойно улыбнулся Сережа. — Только усидишь недолго. Скоро назад попросишься.

— Ух, смотри! По тебе соскучусь, да?

— Соскучишься. А не соскучишься — придешь все равно.

— Это почему же?

— Потому. Вода в омутке за день нагрелась, возле нее тепло, а у тебя наверху ветерок. Озябнешь, вот и спустишься.

Вера подняла с земля какой-то листок, откусила хвостик и вздохнула.

— На все-то у тебя объяснение. О каждой травинке можешь сочинить повесть. Я вот и то у тебя научилась. Вспомнила, как ты про грибы рассказывал, и давай все ребятам выкладывать. Потом про кишмиш, про лимонник.

— Вот и хорошо. Им это нравится.

— Еще как! Слушают — рты поразевали… Только много ли я знаю? Ты — дело другое. Просто удивительно, откуда все выкапываешь.

— Ничего удивительного. Я же рос в деревне, ко всему присматривался, прислушивался. А в школе возился с юннатами, в книжках копался. Хочешь, дам мои выписки? У меня их три тетради — по растениям, по животным, по природным явлениям.

Петька кашлянул.

— Эй, кто там? — бросив на землю камешки и живо перекидывая ноги на другую сторону скамейки, насторожился Сережа. — Ты, Пашка, что ли?

— Да нет. Это я… Луковкин…

— Луковкин?.. Что там стряслось? Почему плутаешь в лесу ночью?

— Я не плутаю. Записка вот… Заснул и забыл.

Вожатый взял свернутую пакетиком бумажку Ивана Андреевича, прочитал при спичке и покачал головой.

— И надо было из-за такого подниматься с постели! Смотри, как вымок! Холодно?.. Ну ладно. Беги быстрей домой. Да смотри не заблудись. Мы идем тоже…

Повторять приказание не пришлось. Петька вскарабкался на обрыв и наперегонки с собственной тенью пустился к лагерю. Отбежав метров сто, остановился: хотелось проверить, идут ли следом Сережа и Вера. Но разобрать, где находятся парень и девушка, было трудно. Голоса звучали приглушенно. Вера, кажется, уговаривала вожатого поступить в педагогический институт, а он упирался:

— Нет. У меня дорога одна — в зоотехники…

Петька вытер рубашкой мокрые волосы, шмыгнул носом и теперь уже без остановки помчался к дому. Задержался лишь у самого порога, чтобы перевести дух и еще раз взглянуть на ночной лес.

На небе, вскарабкавшись почти к зениту, по-прежнему сняла луна. Ближние деревья, бросая на землю чернильно-черные тени, стояли задумчивые и сумрачные, а вершины дальних сопок, прорезанные голубовато-сизыми распадками, курились золотым дымом.

— Спл-ю-ю-у… Спл-ю-ю-у, — будто оправдываясь, кричала ночная птица. — Сплю-ю-ю-у…

Петька улыбнулся и погрозил обманщице кулаком:

— Врешь! Кабы спала, так не хвасталась бы. Вот я засну сейчас, так засну!

И свое слово он, конечно, сдержал.

Эпилог

Чтобы завершить повествование о будущем космонавте и его приятелях, остается рассказать немного.

Через два дня после того, как было получено сообщение о переезде семьи в Кедровку, Петька стоял у околицы села и смотрел вслед машине, уходившей и сторону Мартьяновки. За рулем совхозною грузовика сидел отец. С утра по поручению Якова Марковича он отвез на станцию семью своего предшественника и теперь отправлялся в город, чтобы привезти вещи и Петькину мать.

С отцом ехали и ребята. Галя Череватенко, получив обещанную путевку, вместе с матерью держала путь в Москву. Юрка с Алешкой возвращались домой, а остальные провожали их до Филькиной заимки.

Петька хотел прокататься тоже, но, подумав, остался. Еще вчера, принимая от уезжающего шофера квартиру, они с отцом купили у него кур и поросенка. Кормить четвероногого было нечем, и Петька вызвался набрать для него в лесу желудей. А раз вызвался — надо выполнять…

Качнувшись на ухабе и мигнув в последний раз задним фонарем, автомашина подошла к повороту. Пассажиры засуетились: Галя, высунувшись из кабины, замахала платком, сидевшие на скамейке Юрка с Алешкой вскочили на ноги, затрясли кепками, а дурашливый Митька, повалившись, задергал ногами.

Петька тоже подпрыгнул, отдал последний салют корзинкой, и на сердце у него стало тоскливо. Эх! Когда-то еще удается собраться всем вместе?!