За Синь-хребтом, в медвежьем царстве, или Приключения Петьки Луковкина в Уссурийской тайге

Недолго думая, Петька подбежал к забору и заглянул в щелку. Так и есть! По ту сторону ограды на широченной площади разместился гараж. Прямо впереди под деревянным навесом стояло с пяток старых, потрепанных грузовиков и тракторов. Слева белело здание мастерских, а вокруг просто под открытым небом громоздились всякие непонятные машины.

Сообразив, что вход на подворье должен находиться в той стороне, где стоит отцова машина, Петька пулей выскочил на улицу, завернул за угол и сам не заметил, как очутился перед мастерской.

В окно было видно, как у стены справа какой-то дядька точил на станке железину. Голубая стружка завивалась, скручивалась в спираль, а потом обламывалась и падала в ящик. Сосед токаря, надвинув на лицо маску с синим стеклом, тыкал стерженьками в металлический лист. Стерженьки с треском испускали молнии, и на железе оставался ровный красноватый шов.

Подолгу простаивая у каждого окна, Петька с завистью следил за работой, и на душе у него становилось все пасмурнее. Что в самом деле? Живут же вот люди — трудятся, отдыхают, и никто их ни в какой лагерь не запихивает. А что он? Уж если отец хочет избавиться от сына, так оставил бы тут, на дворе. Ну да, на дворе! Устроиться в таком месте можно небось не хуже, чем в лагере. Вон там, за мастерской, стоит разбитый «Москвич». Мотора и колес у него нету, капот покорежен, а кузову хоть бы хны. На месте и все подушки. Опусти спинку сиденья — кровать получится первый сорт. Пожить в таком домике месяц-другой — одно удовольствие. И питание тоже не проблема. Полтинника в день на столовую хватит за глаза. Если же истратишь и больше, жалеть не придется тоже. Чай, тут, в мастерской, за месяц можно научиться такому, чего не узнаешь и на заводе.

Горестные размышления завели бы, пожалуй, далеко, но их прервали. Почти под ухом рявкнул вдруг сигнал, и к воротам мастерской подкатил на машине отец. Навстречу ему с разводным ключом в руках выглянул чумазый дядька:

— Ура, хлопцы! Степан запчасти привез. Живем!

Пошли всякие расспросы. Петьке стало неинтересно, и он, сбрызнув у колонки ягоды водой, нехотя полез в машину…

В районном селе они пробыли до обеда. Пока отец улаживал всякие дела с рабочими мастерской, ездил по магазинам да складам, получая стеклянные банки и соль, Петька с грустью думал о будущей жизни в лагере.

Когда настало время отправляться дальше, сел в кузов.

— Обижаешься, значит? — догадался отец. — Ну что же, посиди на верхотуре. Может, спесь-то ветерком и повыдует.

Это было против всяких расчетов. Но что попишешь?

У самого выезда из села, возле памятника со звездой, на машину попросились какая-то старуха и две девчонки.

— Молодежь — в кузов, а вы, мамаша, со мной, — распорядился отец.

Но бабка отказалась.

— И-и, родимый! Спасибо тебе на добром слове, да я уж лучше с внучкой. В кабине-то от бензину, поди, угарно, а тут свежо, славно!

Перебросив через борт сумку, она начала карабкаться на колесо. За ней, будто сорока на забор, взлетела наверх меньшая девчонка. Сначала они укладывали багаж, осматривались. Потом девчонка повернулась и исподтишка показала Петьке язык. Он хотел ответить ей тем же, но не успел.

— А куда же вы, внучек, едете? До Мартьяновки-то нас довезете? — спросила старуха.

— Наверно, довезем, — не очень охотно откликнулся Петька. — Мы в самую тайгу поедом — в Кедровку.

— В Кедровку? — обрадовалась бабка. — Да это ж, почитай, до самого нашего дома. Вот как славно! Ты наше-то село видал?

— А что там смотреть! — хмыкнул Петька. — Такая уж интересная эта Кедровка, что ли?

Бабка поджала губы, затянула концы платка у подбородка потуже.

— Да ты, милок, чай и не рад, что едешь туда, а? Или не бывал в деревне-то?

Петька признался, что ни бывал, а заодно рассказал про мать и про лагерь.

Старуха сокрушенно вздохнула.

— Что ж, беде твоей радоваться грех. А на деревню ты, внучек, все ж не серчай. Она, деревня-то, теперь знаешь какая? Не то, что в старину. И школы есть, и электричество, и машины.

С минуту помолчали. Бабка достала из сумки всем по прянику, потом показала на мешки и ящики, лежавшие в кузове:

— Ты возьми вот хоть эта — посуду да соль. Думаешь, куда их везете? В Мартьяновку. В таежную деревню? А знаешь, что в той деревне? Завод!

Петька недоверчиво покосился на старуху. Про заводы, которые строят в тайге, он, конечно, слышал. Но те заводы были далеко — где-то у Байкала, в Сибири или на берегах Амура. Про них чуть не каждый день писали в газетах, печатали фотографии. На иной снимок посмотри — даже дух захватывает: домищи с гору, тракторы да самосвалы будто железные мамонты. А люди работают тоже особенные не просто желающие, а которые по комсомольским путевкам приехали.

Старуха пела свое дальше.

— И не в одной Мартьяновке. В том же районе вон, откуда едем, видал совхозные мастерские? Потом кирпичный завод, лесопилку, мельницу? Нашей-то матушке Кедровке до этих сел, понятно, далековато. Мала. Да ведь и она тоже не захребетница. Своим трудом живет. Таких деревень, ежели тебе сказать, внучек, может, во всей России не больше как пять либо шесть. И все тут, у нас, в Приморье.