За синей птицей

— То есть как это — уйти? — Левицкая удивленно посмотрела на нее. — Мы же еще ни о чем не говорили! Да что же вы в самом деле, Иван Сидорович!.. — с досадой сказала она Белоненко. — Держали человека бог знает сколько времени, занимались какими-то делами, а о главном…

— Вот не везет мне сегодня! — воскликнул Белоненко. — Сплошные упреки. Не успел, Галина Владимировна… Ну, мы сейчас все это исправим. Снимите, пожалуйста, свой платок, Воронова, и садитесь. Так вот, я хотел вам сказать, что мне было предоставлено право подобрать для колонии несколько человек из заключенных — в помощь нам с Галиной Владимировной. Я предложил вашу кандидатуру и еще нескольких человек… Да вы, кажется, не очень довольны, Воронова?

— Я?.. — У Марины перехватило дыхание. — Мне не верится…

Левицкая встала, подошла к побледневшей от волнения девушке и положила руку ей на плечо.

— Ну, нельзя же так, Марина, — мягко сказала она, наклонилась и заглянула в ее лицо. — Как это вы раньше не догадались?.. Мы же с вами говорили о концерте. Я не имела права вам сказать прямо, потому что еще не было официального решения.

— Его и сейчас еще не прислали, — вставил Белоненко.

— Мы его получим на днях. Я думаю, что нам придется еще раз сегодня встретиться, а сейчас, Воронова, идите в цех. Только, пожалуйста, я вас прошу — пока ничего никому не говорите. И Добрыниной тоже.

Марина пришла в себя. Она посмотрела на Белоненко и снова перевела благодарный взгляд на Левицкую.

— Я ничего им не скажу. Я понимаю — нельзя. Но мне бы очень хотелось сказать Маше. Она будет так рада.

— Дело в том, Воронова, — помедлив, произнес Белоненко, — дело в том, что с Добрыниной у нас получилась заминка. Управление отказало в ее расконвоировании. А у нас в колонии все заключенные, которых я возьму с собой, должны ходить без конвоя — там же совершенно другой режим. Но вы не огорчайтесь: помощницу вашу я все-таки заберу к себе. Может быть, не так уж скоро, но заберу. А теперь… одну минуточку, Галина Владимировна, я должен дать Вороновой небольшое оперативное задание. Нам тут нужно кое-что выяснить. Так вот, вы будете действовать так…

Бригада встретила Марину молчанием. Все отложили работу. Маша пошла ей навстречу.

— Ну что?

— Да ничего особенного.

Марина старалась говорить спокойно, но спокойствие это давалось ей нелегко. Прежде чем идти в цех, она минут пятнадцать ходила по жилой зоне, заглянула в контору, в библиотеку, — с тем чтобы успокоиться и обдумать, как держать себя дальше.

— Ничего особенного. Вызывали всех бригадиров. Начальник прочитал нам записку, которую нашли в сапожной. Глебова отправляют вовсе не потому, что об этом требовали в записке, — Глебов давно был на замечании у коменданта. А Леша Медведев получил трое суток за игру в карты.

— Ну, а про сапожку? — нетерпеливо крикнула Мышка. — Что он про сапожку говорил?

— Что говорил… Вещи нашли. Они уже лежат в мастерской.

И тут произошло все именно так, как предполагал Белоненко.

Сначала воцарилось гробовое молчание. Потом загремели табуретки: девчонки вскочили. Лида Векша крикнула:

— Где нашли? Враки это! — казалось, она готова была заплакать от обиды.

Клава стучала кулаками по столу и кричала:

— Брешут, брешут, брешут!

Нина Рыбакова, подскочив к Марине, теребила ее:

— Ты скажи, ты скажи — где нашли? Где?

А Соня Синельникова, совершенно, видимо, позыбыв о конспирации, набросилась на Клаву Мышку:

— Я говорила вам, разини, что нельзя все в одном месте прятать!

При последних ее словах Маша вдруг опустилась на скамейку, закрыла лицо руками и стала безудержно смеяться.

— Ох, мама родная! Ох и дурочки же! — приговаривала она сквозь смех. — Ну и детсад!

Все выяснилось так просто и так быстро, что Марине стало даже чуточку обидно: она приготовилась к серьезному «оперативному заданию», обдумывала каждое слово, каждый взгляд, а тут — никаких усилий! Но все-таки надо узнать, кто писал записку!

— Что ты ржешь? — обидчиво сказала Лида Маше Добрыниной. — Смешно тебе?

Маша вытерла влажные от смеха глаза и махнула рукой.

— Детсад! — повторила она. — Все ясно, как в аптеке. Ну, давайте лучше работать.

— Интересно, за что же это Мишку-парикмахера отправляют? — недоверчиво спросила Нина. Ей, видимо, очень хотелось оставить за собой хоть какую-то долю победы.

— Да уж помалкивай! — отмахнулась Маша. — Чего уж там! Ты, может, думала, что капитан Белоненко так испугался, что у него и поджилки затряслись? Как прочитал эту дурацкую писульку, так и давай скорее Мишку на этап налаживать? Мало вы еще каши ели, чтобы капитана на такую дурь взять!

И тогда одна из девушек — Маруся Волчек, видимо так ничего и не понявшая, простодушно спросила:

— Так кто же сапожку обокрал?

Сразу стало тихо, и все лица повернулись к Марине. Она помедлила.

— Узнали, что ли?

— Да чего же там было узнавать? — сдерживая улыбку, ответила Марина. — Узнали даже, кто в окошко пролез. Оно ведь там такое маленькое. Вот Маша говорит, там только кошке или мышке пролезть.