— Да, да, я тоже что-то такое слышала, — рассеянно сказала Марина, думая о том, что сегодня она уже второй раз слышит слова, выражающие какую-то претензию к ней, Марине, словно она и в самом деле должна была делать в жизни нечто большее, чем делала до сих пор. Гусева говорила о «чистеньких и честненьких», эта девчонка — о грамотных.
— Начальничек говорил, там в колонии по зоне речка протекает, — продолжала Мышка. — Верно, это здорово, когда — речка?
— Это твоя книга? — перебила подругу Рыбка.
— Книга? Это библиотечная. Здесь много книг.
— А про что она? — Рыбка перелистала несколько страниц. — Чудно как-то называется — «Идиот». Псих он был, что ли?
Марина удивилась легкости, с которой девушки переходят от одной темы к другой, совершенно, по-видимому, забывая о том, что говорилось минуту назад.
— Нет, — ответила она, — он был совсем не псих, а очень хороший человек… Только его не понимали… Он детей любил, — добавила она.
— В детдоме? — доверчиво спросила Мышка, и ее черные глаза мягко засветились. — Если он в детдоме работал и ребят любил, значит, хороший. А то ведь там такие ведьмы попадаются — не хочешь, а сбежишь…
— Он не работал в детдоме… Это книжка про старое время. Еще до революции. Он был князем…
— Помещиком, — уточнила Рыбка. — Что это ты такие книжки читаешь — про князей? Других здесь, что ли, нет?
— Это очень хорошая книга, — сказала Марина, — и князь этот совсем не был психом, как ты говоришь. И не помещик он вовсе. Он был очень честным и правдивым человеком, правду любил и людей жалел. Сначала над ним смеялись, а потом его многие полюбили.
— А потом? — Серые, в темных ресницах глаза Рыбки выжидательно смотрели на Марину. — Что с ним потом было?
— А потом он очень заболел и действительно сошел с ума.
— Довели, значит, — убежденно сказала Рыбка и протянула Марине книгу. — Вот тебя сегодня эта староста тоже доводила, — неожиданно добавила она. — Как только ты стерпела?
— Подлюга… — произнесла Мышка и поджала губы. — Ее за одно это стоило в колесо скрутить. Кого сватать надумала! Мы про этого Мишку-парикмахера сразу узнали — нам о нем уже все доложили.
Марина удивилась:
— Когда вы успели? Да и зачем вам это нужно? Я здесь уже месяц, а понятия о нем не имею, да и не хочу иметь.
— Тебе не положено, а нам положено, — загадочно ответила Мышка. — Была бы ты воровкой, мы и о тебе сразу бы все узнали.
— Так ведь он не вор, сами говорили…
— Выдает себя за вора, а это тоже не положено. Ша, пацанки! Векша идет! Давай, Мариша, садись на свое место и помалкивай… Мы сейчас с твоей старостой сами толковать будем, а ты молчи.
В купе вошла рыженькая Векша, пропустила вперед Гусеву.
— К коменданту бежала? — деловито осведомилась у Векши сероглазая Рыбка.
Гусева быстрым взглядом окинула присутствующих. Марина поняла, что староста, по каким-то непонятным Марине причинам, вынуждена подчиниться численному, а может быть, и моральному превосходству противника.
— Она в контору ходила… — пояснила Векша.
— Я и не собиралась никому жаловаться, — сдержанно начала Гусева.
— Ну и ладно, — прервала ее Рыбка, — а вот насчет Мишки-парикмахера… Ты ей растолковала, что и к чему? — повернулась Рыбка к рыженькой.
— Растолковала.
— Поняла она?
У Гусевой лицо пошло красными пятнами. Чувствовалось, что в ней бурлят сейчас все страсти, на которые она только способна, и самая сильная из них — ненависть к этим девчонкам, поставившим ее в самое незавидное положение в глазах Марины.
— Откуда я знала, что он не вор? Что я — в его формуляр заглядывала?
— Брось трепаться, — лениво протянула Векша, — ты здесь не первый день. Это вот она, правда, ничего знать не могла, — кивнула Векша на Марину, — а ты — дай боже, побольше коменданта все знаешь. Что ему от нее надо? Жить он с ней хочет? За кусок сала ты ему ее продать хотела?
Зеленые глаза Векши опять вспыхнули недобрым огоньком.
Не поднимая глаз, Гусева пробормотала:
— Я не о себе беспокоилась, а вот о ней…
— Пожалел волк кобылу, — насмешливо произнесла Векша. — Ну, так как решать будем, пацаночки? Простим на первый раз?
«Простим?! Ну, это уж они много на себя берут! — подумала Марина. — Девчонки сопливые, а воображают бог знает что».
— Бросьте вы все это, — сказала она, — надоело…
— Мы всегда стоим за справедливость, — с важностью произнесла Рыбка. — А ты, староста, запомни: ее оставь в покое и все эти шуры-муры свои забудь. А то ведь знаешь…
— Воронова! К начальнику лагпункта! — послышался голос у дверей барака.
Рыбка не успела закончить своих наставлений, запнулась и вопросительно повернулась к Векше. На лице Гусевой появилось выражение такой растерянности, что всем стало понятно — она здесь ни при чем.
— Ну вот, — с неожиданным спокойствием сказала Марина, — напрасно вы, девочки, старались. Кто-то и без старосты успел доложить.
Она встала с постели, поправила волосы.
— Мариночка, — заторопилась Гусева, — даю вам слово — это не я… Это кто-нибудь другой… Я даже и не думала… Давайте я пойду вместе с вами и все начальнику расскажу…