За стенкой. История Конарда Леграна

Конард был молнией поражён. Он уже пару минут пытался вызвать интерес хоть к чему-то в своей жизни. Бывшая собака, Магдалина, отец, мать, прислуга, книги. Хоть что-нибудь. Какая-то мысль снова вскружила ему голову. Мальчик никак не мог ухватить то, что по-настоящему трогало его. Слова матери лишь добавляли гвоздей в его эмоциональный гроб. Теперь на крышке не осталось свободного места. Самый длинный диалог с матерью убил его. Не стоило и пытаться начать строить что-то. Как полный дурачок, Конард собирал камни для фундамента, а мать прошлась по нему бульдозером. Сознательно, с желанием, не жалея. Он выдохнул. Терпеть стало невозможно. Должно же быть то, что он любит? То, что он может полюбить. И мысль практически родилась, но мама заговорила вновь. Лучше бы она пила своё вино и молчала.

Всегда.

– В людях полно мусора. Чем лучше выглядит человек, правильнее, тем больше в нём гнили. Увидишь улыбку, знай: тебя ненавидят, от тебя чего-то хотят. Ты инструмент для чего-то. Думаешь, что просто так деловые партнёры твоего отца постоянно лыбятся? Твой же отец в такие моменты всегда спокоен, улыбка в ответ – это проявление слабости. Значит, ты на поводке? Конард, ты собака или человек? – мальчик был абсолютно разбит. Чего ей ещё надо для счастья? Чего ей ещё не хватает?

– Нет, я не собака, – пробубнил Конард.

– Даю тебе совет, Конард. Если ты решишь, что почувствовал необъяснимые эмоции, – беги. Бери от жизни то, что даёт тебе удовольствие. Всегда нужно знать, когда необходимо уйти, – она взяла бокал и допила его залпом, громко опуская на стол, тем самым ставя точку. Женщина поднялась со своего места, покачиваясь, и ушла в сторону их винного погреба. Больше ей нечего сказать.

А ему больше нечего ответить. Их разговор в максимальных подробностях осел и отпечатался в его голове. То, как мать прекратила пить, чтобы вразумить его, каким ледяным тоном говорила, приковывающий к месту взгляд, лёгкость её движений. Конард запомнит, как таяла его надежда, погибали последние хорошие воспоминания, приходило осознание неотвратимости. Для него это было чересчур, но никто не спрашивал его мнения. Больше ему не с кем поделиться. Мальчику хотелось заплакать, сбросить хоть какие-то эмоции с себя, но этот разговор высушил его глаза, заставил смотреть прямо, уверенно. Конард никак не мог встать с этого проклятого, слишком низкого стула и подняться хотя бы к себе в комнату, закрыть дверь и выключить свет.

Появилось невероятное желание закрыть все двери: входную, в гостиную, в столовую, в свою комнату, запереть и потерять ключи. Потом погасить свет и насладиться тьмой в тишине. В такой обстановке одиночество не так сильно давило на глаза и голову. В темноте можно представить что угодно, кого угодно. Но Конард не мог заставить себя подняться. Это место стало роковым для него. Завтрак – единственное время, когда они собирались втроём, чтобы создать иллюзию нормальности. Но даже до него доходила ложь и искусственность происходящего. Если его родители такие, что насчёт него? В порядке ли Конард? Эти вопросы затопили его, душили, мальчик не видел выхода. Но сейчас он и не хотел искать ответы. То одиночество, которого он боялся, в эту секунду было лекарством, спасением. Комната неожиданно озарилась светом, и мальчик выпал из своих мыслей.

Конард наконец-то смог оторваться от своего стула и встать. Через шторы просачивался солнечный свет. Обычно они были всегда плотно задёрнуты из-за похмелья Мелани. Но сейчас Конард был один. Он подошёл к гигантскому окну и с трудом отодвинул шторы. Мальчик увидел солнце, выглянувшее из-под облака, и синее море вокруг. Он так сильно ненавидел красный цвет, поэтому небо казалось ему настоящим произведением искусства. Белый, серый, чёрный, жёлтый, розовый и так много синего. Конард, в отличие от других, никогда не любил закат или рассвет, только полуденное чистое летнее небо. Он смотрел на покачивающиеся деревья, их зелёную листву и видел в них что-то родное. Кого-то родного.

***