За строкой приговора

Эксперт обстоятельно перечислил следы побоев на теле ребенка. Он сообщил, что исследованием подтверждено предположение, что, кроме кровавых рубцов на спине и боках девочки, ей было причинено еще и сотрясение мозга. Мария Михайловна, сидевшая на одной из первых скамей в группе женщин, громко заплакала.

Степанова продолжила допрос Акимова. Тот ничего не отрицал. Отвечал односложно и угрюмо.

- Вы пытались проникнуть в квартиру Соколкина?

- Пытался.

- Для чего вы хотели это сделать?

- Дочку забрать.

- Зачем вам понадобилась девочка?

- Допытаться хотел, куда галстук скрыла.

- Зачем вам нужен был галстук?

- Сжечь нужно.

- Для чего? Допустим, вас тревожил галстук на шее у девочки. Но чем вам мешал спрятанный галстук?

- Он все равно знак сатаны. Будешь жить в комнате, где знак сатаны, погибнешь.

- А для чего вы пытались сорвать погоны у работника милиции?

- Чтоб не в свое дело не лез. Сказано: "Да распорядится отец телом отпрыска своего".

После перерыва слово было предоставлено прокурору, а затем учительнице Наталье Матвеевне Карасевой. Много лет проработала она в школе. Не раз ее избирали депутатом городского Совета. Она была одной из самых уважаемых учительниц, с ее мнением считались, к ее голосу прислушивались и ребята, и взрослые. Вот почему именно Наталью Матвеевну попросили быть общественным обвинителем по этому делу.

Наталья Матвеевна встала, не спеша собрала листки с конспектом речи и посмотрела в зал. Казалось, что сейчас она произнесет те слова, что слышали от нее многие из присутствующих в зале в далекие школьные годы: "Здравствуйте, дети!"

Но Наталья Матвеевна обернулась к судьям и произнесла совсем другие слова. Очевидно, ей приходилось пользоваться ими первый раз в жизни, и, может быть, поэтому они прозвучали так значительно и торжественно: "Товарищи судьи!"

- Помнится мне, - негромко сказала учительница, - первый год моих занятий в школе - тысяча девятьсот девятнадцатый. Шла тогда гражданская война, фронт подходил к нашему поселку. Слышно было, как стреляют пушки. Ученики мои волновались, переживали, им было не до учения. Как-то не пришел на занятия один мальчик - самый слабый мой ученик. Товарищи его рассказали, что отец вечером так избил парнишку, что тот ходить не может. Побежала я к ним в избу. Встречает меня солдат на костылях. Спрашиваю, где мальчонка. Лежит, говорит. Почему лежит. Проучил, отвечает.

- Как так?

- А что же мне с ним делать, - вздыхает солдат. - Мы на фронте жизни не жалеем, чтобы дети в школу ходить могли, ногу вот мне перебило, а он ленится учиться!

Молодая я была тогда, неспокойная. Накричала на этого солдата. Гляжу, а у него на глазах слезы.

- Барышня, - говорит, - учительница, за что же это вы на меня? Я ж добра ему хотел. А как ему ума вложить? Хочу, чтобы сын грамотным стал, а не таким, как я, темным...

Учительница умолкла. Казалось, что она не видит сейчас сидящих в зале, а перед ней встает далекая-далекая картина: солдат в тесной, темной избушке.

- Что греха таить, - продолжала Наталья Матвеевна, - сколько раз за полвека сталкивалась я с такими способами "вкладывать" детям ум. И сейчас встречаются родители, не знающие других средств воспитания, кроме ремня да подзатыльников.

Мы слышали здесь допрос Калашникова. Он отравлял сознание Акимова и других членов секты рассуждениями: дескать, ни к чему детей учить. Знание это от сатаны.

А своих детей Калашников послал в высшие учебные заведения. Он прекрасно понимает, что в наше время знания необходимы.

Чего боялся Калашников? Ответ прост. Знающего, образованного человека не так-то легко одурачить, опутать темной паутиной, сделать покорным рабом тупых и жестоких предрассудков.

Калашников пытается изобразить себя борцом и страдальцем за веру. Посмотрим, что это за идейный, преданный своему делу борец. Вы от него самого слышали, что прежде он был баптистом, а потом переметнулся к иеговистам.

Может быть, он искал истину? Может быть, такая уж у него натура правдолюбивая? Нет, другое искал Калашников. При обыске у него были обнаружены четыре сберегательные книжки на общую сумму в девять тысяч рублей. Калашников пробовал доказать, что это его трудовые сбережения. Но ничего не вышло. Фактически он не работает. Числится надомником посудной артели. Заработки его там смехотворные - 15-20 рублей в месяц. Только чтобы не выгнали. Потом Калашников признался, что все это - доброхотные даяния единоверцев и деньги, мол, принадлежат богу. Куда же идут эти деньги? Следователь поинтересовался этим вопросом, и что же выяснилось? 14 июня с одной из книжек Калашникова было снято четыре тысячи рублей. Через неделю он оформил купчую на дом, в котором сейчас живет. Оказывается, бог поручил Калашникову не только собирать деньги, но и расходовать их для своих нужд...

В зале засмеялись. Наталья Матвеевна тоже улыбнулась, но тут же строго поглядела на присутствующих. Трудно было поверить, что всего несколько секунд назад эта женщина улыбалась. Голос ее внезапно стал громче и сильнее.