– О да, миссис Хаспел, вы совершенно правы! – сказал Джозеф Данфорд. – С Белоруссией надо что-то делать. Слишком глубоко это государство вклинивается в наши боевые порядки, отделяя прибалтийскую группу войск НАТО от северо-западной Украины, еще остающейся под контролем вооруженных формирований предыдущего режима. Захватив белорусский плацдарм, предположительно, без единого выстрела, мы сможем с большей эффективностью давить на позиции Москвы.
– Самое главное, – сказала Джина Хаспел, – что в данном случае нам не придется нести каких-либо особенных материальных затрат и привлекать к делу особо ценных оперативников. Всю работу по свержению нынешнего жестокого режима берут на себя спецслужбы Польши и Литвы, у которых в Белоруссии традиционно хорошие позиции, ведь когда-то ее территория была частью единого польско-литовского государства Ржечи Посполитой. В последнее время между белорусским и российским руководством наметились значительные трения по вопросам экономической политики, и мы думаем, что мистер Путин далеко не сразу решится помогать мистеру Лукашенко, неоднократно высказывавшему свое неудовольствие действиями Москвы.
– А… вы все хорошо продумали? – неожиданно спросил президент Пенс. – А то наш дорогой Джон обещал, что легко свергнет в нищей Венесуэле враждебного нам мистера Мадуро, но дело застопорилось, ни туда, ни сюда, и назначенный нами президентом мистер Гуайдо как бездомный пес мыкается по чужим столицам. А ведь Венесуэла – не Белоруссия, то есть эта страна находится очень далеко от своих симпатизантов, а население там очень бедное и голодное, что облегчает процесс подкупа нужных людей.
При упоминании о своей неудаче Джон Болтон покраснел, наливаясь дурной кровью, а Джина Хаспел только пренебрежительно махнула рукой.
– С жиру, мистер президент, люди бесятся даже охотнее, чем с голоду, – сказала она. – Мистера Лукашенко свергнут те же люди, которым он устроил райскую, по постсоветским нормам, жизнь, ради которых унижался, выпрашивая льготы и подачки у России. Так уж устроен человек, что ценить былое благополучие он начинает только тогда, когда в результате авантюр лишается всего нажитого им достояния.
– Так значит, в результате задуманной вами революции жизнь простых белорусов должна ухудшиться? – полувопросительно-полуутвердительно произнес президент Пенс.
– Ну разумеется, Майкл! – всплеснула руками Кровавая Джина, в то время как прочие участники разговора уставились на того как на полного идиота. – Это мистер Путин намеревается улучшить жизнь жителей тех стран, которые берет под контроль, но это непростительно-наивный идеализм. Зато мы, как завещали нам славные предки, пираты и грабители дилижансов, всегда тащим свою добычу домой, то есть в американские банки. В случае нашего успеха эта Белоруссия со всеми ее гражданами будет ограблена до нитки, и только очень небольшому числу наших подручных будет позволено сохранить и преумножить свои состояния.
– Да, – подтвердил госсекретарь Помпео, – всегда было так, и никогда иначе. И даже знаменитый план Маршалла служил не столько восстановлению Европы из послевоенной разрухи, сколько ее политическому и экономическому закабалению, а также перекачке европейских капиталов в наши банки. Доказательством тому служит то, что Советы, не имевшие никакой поддержки со стороны, восстановили довоенный уровень производства за восемь лет, а Европа, с нашей «помощью» – за двадцать. Зато Америка за эти годы стала первой и единственной сверхдержавой, и только недавно ее на этом троне смог потеснить Китай.
– Так и есть! – сказал председатель объединённого комитета начальников штабов. – Когда мы не можем добиться своего при помощи хитрости дипломатов или коварства оперативников ЦРУ, то в ход идет наша непревзойденная морская пехота. Во всех уголках света наши бравые парни свергают и убивают неугодных Америке правителей, начинают и прекращают войны, а если требуется, то под корень уничтожают целые государства. Быть может, и Белоруссии потом никакой не будет, а все ее земли отойдут к восстановленному польско-литовскому государству, ибо и поляки, и литвины истово ненавидят русских, а это весьма ценное чувство при определении того, кто будет нашим союзником, а кто нет.