За тридевять планет

В простенке висела довольно красивая полка с книгами. Я взял томик Пушкина, прочитал несколько строк… «Пушкин — он везде Пушкин!» — подумал я и, поставив томик на место, прошелся туда-сюда, то есть из угла в угол, как это делал там, на Земле. И вдруг я хлопнул себя по ляжкам и громко рассмеялся. «Чудило! Идиот! Форменный идиот!» Только теперь, очутившись перед зеркалом (кстати, зеркало было во весь рост, от пола до потолка), я понял, почему ехидненько усмехались мальцы-огольцы, особенно когда нагнали меня, и почему Фрося (здешняя Фрося, разумеется) тоже, можно сказать, надрывала животики. На мне же был наш, то есть земной, костюм, как я забыл, ума не приложу!

Надо было что-то делать. Я распахнул настежь дверцы шкафа и поразился обилию всякого барахла. Тут были костюмы, брюки, рубашки, галстуки, туфли, шляпы, береты, запонки — словом, настоящий универмаг.

Не мешкая, я скинул с себя пиджак и брюки и задумался. Что надеть? Я перебрал несколько вещей и наконец остановился на самых дешевых и скромных, как мне показалось. Это были голубенькая лавсановая рубашка, серый (по виду — льняной) пиджак и такие же брюки, то есть не брюки, а трусы, вернее шорты, до колен, как на тех мальцах-огольцах. Потом я стал примерять туфли все подряд? — и скоро убедился, что они никуда не годятся. Здешний Эдька Свистун, должно быть, носил обувь сорок третьего размера, подумал я. И едва я успел подумать, как во дворе раздались чьи-то шаги.

Я глянул в окно и обмер. На крыльцо поднималась тетка Соня.

IV

Читатель может заметить: «Эка невидаль — тетка Соня! Могло быть и хуже!» Что правда, то правда: тетка Соня и на другой планете остается теткой Соней, то есть женщиной кроткой и простодушной. Однако наши чувства не всегда согласуются с рассудком, и в этом все дело.

— Да что ты, в самом деле! — упрекнул я самого себя. — Надо улыбаться, Эдя! Да, да, улыбаться, это единственное, что тебе остается делать! — Я повернулся к зеркалу, напряг все силы, чтобы изобразить улыбку, черта с два! — лицо отказалось повиноваться. «Ну, ну!» — пригрозил я самому себе.

Тетка Соня переступила через порог и, не замечая меня, направилась в горницу. Я слегка подался к двери и, выбирая позицию поудобнее, чтобы в случае чего заблаговременно смыться, сказал: — Привет, тетя Соня! Как здоровьичко?

Тетка Соня мельком глянула на меня из горницы и, видно, ничего не заподозрив, расплылась в улыбке:

— Ой, Эдик, здравствуй! Вот не ждала, не гадала…

А я слышу — вроде мужчиной пахнет, да, думаю, откуда ему быть, мужчине. А это, оказывается, ты… Что так скоро? Или не поглянулось? На курорте-то?

— Не поглянулось, тетя Соня, не поглянулось. Да, если правду сказать, что там хорошего?

«Пронесло!» — Я вздохнул с облегчением.

— Как что? — не то возмутилась, не то просто обиделась старуха, делая шаг в мою сторону. — Я прошлым летом была, отдыхала и загорала, так милое дело! И природа не нашей чета, и море… А люди? Со всего, можно сказать, света… Один тебе про то, другой — про другое… А ты сидишь, — господи, думаешь, благодатьто какая!

— Так уж и благодать! — сказал я, окончательно успокаиваясь и тоже делая шаг навстречу.

Мне приятно было болтать со старухой, которую я узнавал и не узнавал, а скорее все-таки не узнавал.

Вместе с тем и завидки брали. Черт возьми, думал я, здесь даже тетка Соня на курортах загорает. Да тамошней, так сказать, земной тетке Соне эти курорты и во сне не снились.

— Я гляжу, Эдя, на тебя не угодишь! — Тетка Соня слегка толкнула меня в грудь. — Ой, бедовая твоя головушка! И не поправился нисколечко. За девками бегал? Ведь там, небось, и француженки, и англичанки… А?

— Было дело, тетя Соня, — уклончиво ответил я, а про себя подумал: «Выходит, здешний-то Эдька Свистун порядочный донжуан!» Но я не осуждал его за донжуанство, наоборот, эта его черта, вернее, склонность, мне даже нравилась.

— Я так и знала, — сказала тетка Соня. Подойдя к столику в углу, на котором стоял телефонный аппарат, она сняла трубку («Гляди ты!» — подумал я), набрала какой-то номер и быстро затараторила: — Клавдюха, здорово! Слушай, завтрак кончился? Ах, досада какая… Что, что! Эдька приехал… Что?.. Самой, говоришь? Да уж придется. — Она положила трубку и, сунув в руки плетеную корзину, добавила: — Нарви-ка огурчиков и помидорчиков… Я тебе салат сделаю.

Вообще-то мне лучше было отказаться, сославшись хотя бы на то, что я уже завтракал, ну, скажем, в райцентре, однако я сразу не нашелся, а потом поздно было — тетка Соня хлопнула дверью и была такова. После я узнал, что она прямиком направилась в погреб, единственный на всю улицу, в котором хранились всякие вкусные вещи.

Мне ничего не оставалось, как шагать с корзиной за огурчиками и помидорчиками, что я и сделал.

Заросший травой-муравой двор был обсажен по краям березами. Несколько поодаль от избы стоял сарай.

Тоже кирпичный и тоже крытый шифером. Я заглянул в ворота и увидел только четырех кур и петушка, довольно бойкого, он так и норовил клюнуть меня в голые коленки.

— Что, дурень, не узнаешь? — Я погрозил петушку пальцем и потопал дальше.