За Уральским Камнем

— Будучи, согласно царскому указу, головой Обдора, великие дела свершил, оберегая интересы государства Российского. Инородцы прозвали его князем Обдорским. Вот, пожалуй, и все, что мне ведомо, — закончил купец и замолчал.

— А имя Василий Плахин тебе ведомо? — спросил воевода.

— Нет, неведомо, — отвечал купец.

— Ну а ликом князя ты хорошо помнишь?

— Это так. Статен князь и ликом пригож, хорошо его помню, — кивнул купец.

Воевода долго сидел в раздумье. Затем кликнул дьякона.

— Ты вот что. В соборе живописец имеется, сейчас стены расписывает, так он лики знатно пишет. Сведи к нему купца. Пусть он мне с его слов лик князя Шорина намалюет. Да вели дело добротно справить и мне скоро доставить.

Шибко боялись князя Окаянного в Мангазее. Вот и живописец — служка церковный, прослышав про приказ воеводы, с великим проворством и умением принялся за работу, а талантом был не обижен. Сутки напролет трудился, не ел, не спал, а написал лик князя, да на доске иконной, красками яркими. Купец Ушаков увидел лик князя и ахнул.

— У тебя, малец, дар Божий! Эк какую красоту сробил! Не знаю как воеводе, а князю Василию Шорину ты угодил точно. Ликом схож, только одежонка у него не княжеская, а в пору Николе Чудотворцу рядиться.

Живописец сумел угодить и воеводе князю Мосальскому-Рубцу Окаянному. Того мало интересовало искусство живописи, но когда его соглядатаи признали на портрете Василия Плахина, подручного Исаака Ревякина, радость его была безмерна. Он даже одарил церковного служку пятаком, что сильно удивило всю воеводскую дворню.

В короткое время по приказу воеводы были опрошены все гости из Березова. И выходило, что князь Шорин вор, изменник и душегуб, на нем кровь служилого казака, а за это смертная казнь.

По разумению князя Окаянного, такой душегуб наверняка прихватил в Коде злато и каменья драгоценные. А зачем тогда душегубство чинить? Теперь князь хоронится, поэтому и на Енисей ушел. Сибирь хоть и велика, но человечка сыскать всегда можно. Воевода и перед царем московским службу справит, награду и должность получит, а богатства, воровским путем присвоенные, себе заберет.

Одно расстраивало воеводу: на дворе осень, слякоть, и снег уже пробрасывает, не пройдут его людишки на Енисей. Ждать надо морозов, чтобы реки и болота стали, и тогда можно послать служилых казачков, сыскать князя и в кандалах доставить душегуба в Мангазею. Тот злато, конечно, припрятал, но ничего, воеводе любо будет пытать душегуба, и тот во всем сознается!

7

Март 1612 года. Устье Подкаменной Тунгуски, зимовье Николая Ревякина и сына его Исаака.

Зимовье поставили на левом берегу Енисея, прямо напротив устья Подкаменной Тунгуски. Берег высокий и ровный. Сплошь заросший мощными сосновыми и кедровыми борами. Место выбрали для сбережения зимовья. Тунгусы войной приходят по Подкаменной, то их земля, и селиться на ней опасно. Другое дело — левый берег Енисея. Дозорный всегда увидит приближение ворога. Ведь надо пересечь Енисей, а он здесь широк, версты три, а то и более будет. Но промысел больше ведется по реке Подкаменной. Здесь в изобилии водятся соболь, горностай, норка, бурая лисица, да и другого зверья хватает.

Чуть ниже по Енисею стоит Дубченская слобода, целое поселение, за старшего там первый поселенец Иван Ворогов. Человек решительный и упрямый. Он искал земли не только для пушного промысла, но и для устройства крестьянского хозяйства. Сотни десятин земли поднял поселенец. Никакие трудности, а их было немало, не остановили крестьянскую душу. Амбары в слободе были полны овсом, подвалы репой и тыквой, а ледники рыбой и мясом. Вот уже третий год, как сплавляется он в Туруханск, на торги. Хороший куш имеет, цены на продовольствие там очень высоки, особенно на зерно. Никита Ревякин пришелся Ворогову по душе. При строительстве нового зимовья принимали участие и жители слободы. Да и как иначе. Соседу помочь в таком деле в обычае у русских людей. Теперь им рядом жить. Беду вместе встретить и пережить всегда легче, да и радостью есть с кем поделиться.

Добрым оказался этот сезон для промышленников. Десятки сороков соболя лежали в кладовых. Охота на соболя шла при помощи ловушек, собак и обметов. Но наиболее удачливой оказалась охота ловушками. Непуганый зверек, чуя приманку, без опаски забирался в нее. Живым и невредимым доставался он охотнику. Мелкого не брали, выпускали на свободу, пускай, мол, подрастет да потомство даст. Зверек вылезет из ловушки, оглянется по сторонам и пулей на деревья, так и не поняв, какой опасности подвергся.

Тунгусы сначала с опаской отнеслись к появлению новых русских, но, поняв, что это не ясачные служивые, обрадовались и стали возить соболиные шкурки для мены. Прибыльная торговля вышла для промышленника. Металлические изделия у тунгусов большим спросом пользуются, а о соли и говорить не стоит, слов не подберешь.