За веру, царя и Отечество

Служба началась. Прихожане заполнили церковь, стояли даже в приделе и лишь обитатели паперти никуда не спешили. Они, наконец, распрямили спины и, незаметно двигая указательным пальцем в латунных кружках, определяли на ощупь выпавший им сегодня доход. Тихой беседой скрашивали промысловики часы простоя.

О чем говорили между собой возле стен храма церковные попрошайки? О Боге, всенощной службе, святых чудесах, исцелении духовных недугов? Нет, об этом речь не заходила никогда. Они говорили о подаяниях, о том, сколько собрали на прошлой неделе, сколько могут собрать сегодня, с укоризной вспоминая тех, кто никогда не подаёт копеечку или хотя бы полушку. Себя они считали людьми божьими и тех, кто проходил мимо без подаяния, жалели, яко заблудших овец.

Быстро темнело. Луна припозднилась и на лазурном небосводе одна за другой радостно вспыхивали звездочки. Вдруг на паперти сделалось оживление: сжимая в руках кружки, «божьи люди» смотрели на небо и что-то тревожно втолковывали друг другу. Потом, как по команде, начали истово креститься и гуськом потянулись к храму. Зайти, потревожить людей во время службы они не рискнули и стали терпеливо дожидаться конца всенощной.

Наконец толпа прихожан в церкви зашевелилась, развернулась и начала выходить на крыльцо. Возбужденная троица нищих стала наперебой тыкать пальцем в небо и голосить на все лады:

– Беда, беда идет! Скоро наступит великий мор!

– Смотрите, волосатая звезда к нам летит! Горе нам, люди добрые!

– Антихрист за грехи наши погубить нас хочет!

Люди, выйдя из церкви на улицу, растеряно и тревожно глядели на небо. Яркую звездочку, висящую над Москвой, можно было бы и не заметить, если бы не хорошо различимый хвост за ней. Он изгибался странной дугой, и это делало звезду похожей на хищного крадущегося зверя, грозного и опасного небесного посланника. Люди, глядя на недобрую звезду, мрачнели, тяжело вздыхали и размашисто крестились. Кто-то сбегал за батюшкой. Все ждали его обнадеживающего спасительного слова.

Отец Александр, увидев комету, помолчал, обводя взглядом паству, скорбно вздохнул и негромко произнёс:

– Прогневался Бог на русский народ, идет к нам великое испытание. Всем нам надо покаяться в своих грехах, молиться ещё усерднее, да не оставит нас Господь без своей милости…

Следующим вечером народ снова собрался у церкви. Все смотрели туда, где вчера предстала взорам хвостатая звезда. Было облачно, временами моросило, но люди не уходили. Голос в толпе надрывно рассказывал, что накануне Куликовской битвы над Россией тоже пролетала яркая комета с длинным – в полнеба – хвостом. Седой старик слезящимися, невидящими глазами пялился в небо и поддакивал рассказчику:

– Я и говорю, война будет! Господь нам верный знак посылает.

Кто-то случайно негромко ударил в нижний колокол. В этот миг серая пелена над головами растворилась, в образовавшемся разрыве облаков появилась небесная гостья. Хвост её стал длиннее и ярче, но… изгибался уже в другую сторону. Всем казалось, что это дракон летит к земле, и в гневе бьёт огненным хвостом вокруг себя.

Как по сигналу народ в толпе начал креститься и шептать молитвы. Несколько молодых женщин, предчувствуя сердцем беду, беззвучно плакали, промокая глаза головными платками. Тяжелые облака сомкнулись, и комета исчезла из виду. Люди долго ещё стояли в молчании, глядя в тревожное, ставшее в одночасье враждебным, небо…

С того дня до поздней осени, пока свинцовые серые облака наглухо не закрыли небо, каждый вечер на улицу выходили люди. Комета становилась всё ярче, она давно уже походила не на звезду, а на раскаленный шар; её искрящийся хвост почти касался земли…

Однажды, когда судный день казался близким и неотвратимым, небесная посланница неожиданно исчезла…

* * *

Альберт Карлович Гохман считал себя католиком и в православную церковь не ходил. Впрочем, в католическую тоже не ходил, даже если по случаю оказывался в местах, где таковая была. Рациональный во всем, он считал бессмысленным искать спасение души в редких, нерегулярных молитвах, покаяниях и исповедях. Светлейший князь Меншиков об этом был осведомлен, но на такие обстоятельства внимания не обращал: московскую контору Гохман своими моральными качествами вполне устраивал.

За пять-шесть лет работы управляющим Альберт Карлович приобрел привычку, которой у него никогда раньше не было: подобострастно улыбаться, разговаривая с членами княжеской фамилии или чиновниками московской конторы Меншикова.

Совершенно разными людьми были бурмистр Фрол Евдокимов по кличке Жила, отставной секунд-майор Хорьков и флотский офицер Гохман, а улыбались, по-собачьи преданно глядя в лицо начальству, все одинаково. Хороший управляющий не тот, кто знает свое дело, а тот, кто знает, как угодить господину. Собака, виляя хвостом, выражает не любовь к хозяину, а свою преданность, – а это совсем не одно и то же.