За все наличными

Ради истины следует добавить, что в побеге Солоника из тюрьмы были заинтересованы и многие криминальные структуры. Ведь он хоть и признался в оплаченных убийствах, но не сдал ни одного заказчика. И мафия хотела, чтобы человек, так много знавший, быстрее оказался на свободе и исчез подальше из поля зрения правоохранительных органов. Я слышал, что в Москве и Санкт-Петербурге был создан даже фонд по спасению Македонского, крутые люди быстро скинулись и собрали лимон. Миллион долларов в бедной стране -огромная сумма, возможно, именно это помогло бежать грозному киллеру из тюрьмы и я зря грешу на каких-то высоких покровителей и спецслужбы. Хотя лично для меня и этот побег, и вся его жизнь остаются тайной.

-- Даже для тебя, знающего так много или почти все? -- Тоглар усмехнулся.

-- Погоди, погоди, -- вдруг заволновался Аргентинец, -- я, кажется, наконец понял, почему продажный ментовский генерал рассказывал все это на новоселье Шамана в Барвихе. Он же хотел попугать хозяина дома или предупредить, чтобы тот не очень зарывался или делился доходами с тюменской нефти справедливо. Ну, конечно, как же я сразу не допер? Ведь те двое, которых Солоник повесил вниз головой морозной ночью в лесу, были подельниками Шамана, а ко времени этого празднования от них остались лишь гранитные памятники в полный рост на тюменском кладбище. Ну, мент, он все верно рассчитал! Намекал, мол, трепещи, Шаман, -- Македонский на воле, если надо, пришлем и по твою душу, мы никого за здорово живешь не отпускаем.

-- А ты не увлекаешься в своих предположениях? -- осторожно поинтересовался Тоглар.

-- Может, так, а может, и по-другому, но в этой версии логика есть, и если вдруг Шамана скоро грохнут, то я получу подтверждение своей злой догадке. Впрочем, слушай дальше...

В тот же день, когда Солоника перевели из лазарета в одиночную камеру, в "Матросской тишине" появился новый сотрудник, недавно демобилизованный из армии парнишка, инспектор надзора, младший сержант Сергей Меньшиков, именно он бесследно исчез в один день с бежавшим террористом. Наша пресса дружно поспешила назвать бедного сержанта главным лицом в побеге, организатором операции. Да, вчерашний солдатик наверняка сделал что-то для этого побега, но он скорее всего был лишь связным между покровителями Солоника на воле и самим знаменитым заключенным. Я даже думаю, что роль у него была одна -подстраховать Македонского, ведь уходили по отвесной стене, по вбитым за-ранее кем-то крючьям, в темноте, затем перебирались по крыше и снова спускались по стенам с высоты пятиэтажного дома. После операции на почке обессилевший киллер, конечно, нуждался в помощи -- рисковать покровители не могли.

-- И где, думаешь, сейчас этот парень? Если бы не ты рассказал, не поверил бы, принял за писательские байки, у них богатое воображение. -Тоглар, кажется, понял, почему Аргентинец так долго расписывал ему эту поистине феерическую историю русского гангстера.

-- Скорее всего уже где-нибудь на островах Фиджи или Таити, где вечное лето и ласковый океан, зализывает раны, ему надо набраться сил, прийти в себя. Но когда он окрепнет, восстановит форму, наверняка сделает где-нибудь в Париже или Берлине пластическую операцию, получит от покровителей или заказчиков мокрых дел новые документы и снова появится в России. Заказчиков у него не убавилось, только цена за выстрел выросла на порядок -- работа-то опасная. Он обязательно вернется на родину, в Москву, я знаю таких людей: без риска, острых ощущений они не представляют жизнь, покой им противопоказан. Надеюсь, ты понял, братан, к чему я рассказал тебе эту историю?

Тоглар кивнул -- все, мол, ясно.

Глянув на часы, Аргентинец удивленно присвистнул:

-- Ба, как быстро бежит время в приятной компании, уютной обстановке и за интересным разговором. Ну что ж, выпьем кофе и разбежимся. Через полчаса должны появиться мои партнеры, они не любят до-жидаться у закрытых дверей, -- и повернувшись к залу, отыскал глазами долговязого парня и нервно крикнул: -- Официант! 3

Расставшись с Городецким, Тоглар не стал подниматься к себе наверх -город, погода, да и сама свобода, с которой он еще толком не освоился, тянули его на улицу, на люди. Как это здорово -- пойти, куда хочешь, зайти, куда задумаешь, посидеть там, где душа изволит. Да, по-настоящему свободу ценит только тот, кто ее терял, или не имел вовсе, или только обрел. Как же сладки ее первые часы, дни!

Конец августа, начало сентября в Ростове, наверное, самое красивое время года -- еще в богатом убранстве, не опаленные осенью стоят деревья в многочисленных парках и скверах, хороши и столетние дубы и вязы, высаженные в начале века вдоль центральных улиц.