За все уплачено

– Завтра пойдем, если мороза большого не будет. Поход за дубленкой кончился диким скандалом прямо в ГУМе. Получив вполне приличную дубленку, Нина-маленькая разоралась, что к ней нужны шапка и итальянские меховые сапоги. Она кричала совершенно беззастенчиво, и Нина никак не могла ее унять. Самое страшное, что, увидев, как на них оглядываются и смеются, Нинка-маленькая неожиданно в первый раз принялась называть ее «мамой»!

– Не жмитесь, мама, не жмотничайте! – вопила Нинка-маленькая на весь первый этаж знаменитого магазина. – Я вам внука родила, а вы, мама, мне за это никакого приличного подарка не сделали!

– Подожди, я с собой денег не взяла, – растерявшись, пролепетала Нина.

– Сбегайте домой, а я пока шапку и сапоги выберу и здесь вас ждать буду.

– Но, Нина...

– Я семнадцать лет Нина, и семнадцать лет, мама, вы мне все обещаете! Хожу как драная кошка! Зачем я вам внука рожала?! Я что – хотела? Он мне вовсе и не нужен! Не буду вот его больше сиськой кормить, и обходитесь сами как знаете! Шапку хочу вон такую, она из песца! И сапоги есть в отделе, итальянские, моего размера!

Благодушный дядька в толстенной шубе, такие дураки всегда подворачиваются под руку не вовремя, прогудел укоризненно:

– Ублажи, мамаша, дочку, ублажи! Коли есть деньги, так не жмись. Ежели она тебе действительно внука родила, то такой подвиг требует вознаграждения.

– Есть у нее деньги, есть! – уже не Нине, а всем любопытным прокричала Нинка-маленькая. – Все у нее есть, а она жмется, в черном теле меня держит!

Нина сжала зубы так, что они захрустели. Более всего ей хотелось залепить нахальной девчонке пощечину так, чтоб у той все лицо запылало. Но это бы ничего не решило.

– Раскошеливайся, мамаша! – заржал дядька в звериной шубе.

Нина глянула в его лицо и прошипела:

– Ублюдок херов, пошел вон отсюда, а то я тебе сейчас яйца оторву.

Мужичок разом потух, попятился и еле пробормотал:

– Мама стоит своей дочки. Ну вас к бесу.

Но оказалось, что бешеный взгляд и шипение привели в чувство и Нинку-маленькую. Да и в толпе закричали что-то осуждающее по поводу современной молодежи, что относилось уже к ней, маленькой. Хитрая мерзавка вдруг улыбнулась искательно, взяла Игоречка с рук Нины и сказала ласково:

– Хорошо, мамуля, извини, я плохо себя вела. Спала мало, он ведь каждый час просыпался. Шапку и сапоги мы купим в другой раз.

Только уже в метро, после пересадки, Нина наконец пришла в себя, а когда они вышли наружу, то сказала спокойно и твердо:

– Вот что, дорогая. Я тебе не мама и даже не родственница. Ты ко мне в дочки не набивайся. Этого не было и не будет. Подумай лучше, чем хочешь заняться в жизни. Деньги у меня кончаются и без твоих туалетов, пора тебе о деле подумать.

– О каком деле? – изумленно спросила Нинка-маленькая, и Нинка вдруг поняла, что девчонка совершенно и не думала чем-то заниматься, она решила пристроиться при ней на всю жизнь.

– А как ты видишь будущее-то? – спросила она.

– Ну как, как получится, – пожала Нинка плечами в новой темно-коричневой дубленке. – Вы что же, выгоните меня, как только я этого спиногрыза кормить брошу?

– Да нет, не выгоню, конечно, – ответила Нина. – Живи при мне сколько надо будет и сколько захочешь. Но не тунеядкой же.

– Тунеядцев теперь нет и спекулянтов нет! – радостно засмеялась Нинка-маленькая. – Их по новому закону отменили.

– Видишь ли, – рассудительно сказала Нина, – если бы я имела средства тебя кормить до скончания века, я бы ничего и не говорила. Но деньги у меня кончаются, жить, сама видишь, с каждым днем становится трудней, и я всех нас троих просто не вытяну.

– Одну комнату сдать можно. За доллары, – уверенно сказала Нинка-маленькая.

– А нам троим где ютиться? – ужаснулась Нина. – Ты что, совсем не собираешься устроиться работать?

– А куда? На стройку вонючую, что ли?

Так, круг жизни замкнулся, словно молния блеснула в голове у Нины мысль. Она приехала сюда десять лет назад и с неохотой подумывала о стройке, а теперь и эта соплюха так же насмешливо говорит про то же.

– На стройку не надо, – терпеливо сказала Нина.– Но давай начнем сначала. Чего бы ты вообще хотела? Ну, самого заветного.

– А ничего! – беззаботно ответила Нинка-маленькая.

– Как так – ничего?!

– А вот так! Ничего и есть ничего. Я хоть сейчас на шестнадцатый этаж поднимусь и из открытого окошка вниз без парашюта прыгну. Потому ничего и не хочу.

– Брось врать-то! – раздраженно сказала Нина.

– Показать? – вдруг спросила та и внезапно метнулась в парадные двери шестнадцатиэтажной башни.

Нина застыла с ребенком на руках, совершенно не зная, что ей делать.

– Вернись назад, дура! – крикнула она. Нинка-маленькая приоткрыла двери и ехидно засмеялась.

– Испугалась, да? Испугалась? Я бы хоть сейчас бросилась, да только записки не написала.

– Какой записки?

– А вот такой, посмертной. Я в ней напишу, что ты меня обманула, ребенка моего отняла, на свою фамилию написала, из дому гнала, в голоде держала и потому я свои расчеты с жизнью с шестнадцатого этажа покончила! Вот какая будет записка.