За землю русскую. Век XIII

И тогда в откровенной беседе юный медик высказал подозрение, что князя отравляют.

Александр Ярославич на мгновенье нахмурился, а потом спокойно сказал:

   — Весьма возможно. У них это в ходу. Родителя моего зельем опоили... в Большой орде... Правда, поварня у нас своя... но ведь корм, продовольствие — всё у них покупаем. Не уследишь! Да и ведь то и дело у них приходится пить-есть... Не со своим же будешь к ним в гости ходить!.. А без того в Орде нельзя...

Приглушив голос, да и то не прямо, а иносказаньем, Настасьин отважился посоветовать князю бегство.

   — Александр Ярославич... государь... — сказал он. — «Комонь во полночи Овлур свистнул за рекою[54]: велит князю разумети: князю Игорю не быть!..» Александр Ярославич, — прижимая руки к груди и умоляюще глядя на князя, — беги, государь!.. Ведь тебя и народ заждался!..

Пламя гнева вспыхнуло в глазах Александра. Синие глаза его потемнели. Нет, нет! — то не человек, то Держава смотрела из его глаз!.. Юноша побледнел.

   — Замолчи! — сказал Александр. — Не таким народ меня ждёт — не наводчиком поганых!.. Чтобы я бежал?.. Да они только итого и ждут, татары! Ещё след коня моего не остынет, а уж триста тысяч сих дьяволов начнут резню по всей Владимирщине!.. Что я на них кину, кого?.. Земля обезлюдела!.. Отборный народ погибнул, ратник!.. Десять лет тому назад нашёлся один удалый... ну, да не тем будь помянут, покойник!.. А и доселе кровью, рабством платимся за то... Да что я с тобой говорю про это?.. — с досадою сказал князь. — Не твоего ума дело!.. Знай своё... врач — врачуй!..

Но уж этот ли врач не знал своего дела? Он вовремя заметил подпухлость подглазниц у Ярославича и сейчас же своим лекарством — отваром каких-то трав да ещё порошком каким-то — вернул своему князю здоровье.

   — Да ты прямо Иппократ! — ласково сказал Невский. — У меня и силы будто прибавилось... право!.. А то совсем занедужил!..

Настасьин взял с князя слово, что ежедневно — и утром и на ночь — Александр Ярославич станет принимать из его рук лекарство. А если князю предстоит выход — посетить кого-нибудь из нойонов и там принять угощенье, то чтобы из его же, Григорьевых, рук и в глубокой тайне князь принимал бы всякий раз предохранительные против отравы порошки и вдобавок какую-то пахнущую сырым белком яйца болтушку.

Порошки были чёрные, похожие на толчёный, мелко просеянный уголь.

   — А ведь похоже, дружок, что ты угольком меня угощаешь! — посмеялся Невский, рассматривая разболтанный в воде порошок.

Настасьин обиделся.

   — Государь, — сказал он, — уж в моём-то деле дозволь мне...

   — На шутку не обижайся, Гриша, — сказал Невский. — Я тобою сверх меры доволен!..

Однако в той же мере, в какой доволен был своим врачом великий князь Владимирский, был гневен на своего врача хан Золотой Орды.

Наедине, в спальном шатре своём, разъярённый хан схватил теленгута за его льняную бородку лопаточкой и рванул её книзу.

   — Ты лжец и самозванец!.. Ты бессильный и невежественный обманщик! — кричал он. — Ты говорил, что он через месяц не сможет сесть на коня! А вчера ему привели ещё не знающего подков скакуна, и Александр-князь своею рукою укротил его!.. Я прогоню тебя!.. Я пастухом овец тебя сделаю!..

Голова теленгута моталась из стороны в сторону, вослед ханской руки.

Отпущенный, он горько восплакался.

   — Хан! — говорил старый отравитель. — Я не обманывал тебя! Я видел сам, уже болезнь показала ему лицо своё... Но разве есть трава, против которой не было бы другой травы? Разве есть яды, на которые природа и мудрость медика не нашли бы противоядия?.. Его спасли. Возле него есть умудрённый в нашей науке человек. Дозволь мне испытать ещё одно средство...

Готовый к верховой вечерней прогулке перед сном и уже натянув длинные, вишнёвого цвета, ездовые кожаные перчатки с раструбом, Александр стоял перед серебряным полированным зеркалом, что держал перед ним отрок, и поправлял надетую слегка набекрень невысокую шапку с бобровым околышем и плоским верхом из котика.

Вошёл Настасьин, обычно сопровождавший его на прогулках.

   — Сейчас иду, — сказал Александр, думая, что его юный доктор пришёл напомнить, что кони засёдланы.

   — Государь, — сказал Настасьин, — там опять у тебя двое ждут... бояр ихних!..

Невский выругался с досады:

   — А пёс бы их ел совсем! Покоя нету от них!.. Уже и на ночь глядя приходить стали!..

Он отложил выезд и проследовал в свой приёмный шатёр. Войдя, он не вдруг при слабом свете свечей рассмотрел, кто перед ним. Двое людей, один — огромного роста, другой — маленький, в больших татарских шапках и в стёганых тангутских халатах, поднялись при его появленье.

Он, слегка поклонясь, приветствовал их по-татарски, именуя князьями и прося их почтить его жилище гостьбою и приятием трапезы. И только тогда рассмотрел их: это были Альфред фон Штумпенхаузен и сэр Джон-Урдюй-Пэта.

На мгновенье оторопевший Невский поднял правую руку, как бы запрещая им садиться.

   — О нет! — воскликнул он. — Для холуёв ордынских у меня — там вон, возле поварни, корыто для объедков!.. Туда прошу!..

Александр слегка отступил в сторону и рукою в перчатке показал на дверь.