За землю русскую. Век XIII

И в этот миг вдруг явственно представилось Александру другое такое же вече, здесь же колыхавшееся и ревевшее, много лет тому назад, в самый разгар батыевщины, в сорок первом году. Немцы тогда взяли Псков, и Тесово, и Лугу, и Саблю. И господам новгородцам подпёрло к самому горлу! И подобно тому, как боярин Твердило отдал Псков немцам, а сам стал бургомистром, — так и среди новгородцев пузатые переветники, ради торговли своей с немцами, мутили и застращивали народ и склоняли отпереть ворота магистру. Александра не было на тот час в Новгороде: его незадолго перед тем новгородцы изгнали, показали ему путь от себя, чуть не на другой день после Невской победы, заспорив с князем из-за сенокосов — вечный и по сие время спор; худо с сеном у Новгорода: болота, кочкарник, сенокосов нет добрых, а того понять не в силах, что не зачем князю и конницы держать, коли так!..

И вот, когда уже весь народ новгородский взвыл, и закричал Александра, и стал грозить владыке, боярам, — тогда вымолили послы новгородские, во главе с владыкою Спиридоном, сызнова Александра к себе на княженье.

И тогда тоже, перед походом на немцев, зазвенел вечевой колокол — колыхалось и ревело тысячеголовое Новгородское вече... Но разве так, как сейчас?

На радостях первой встречи новгородцы тогда, словно дети, выкрикивали своему князю все свои жалобы, обиды, поношения и ущербы, претерпенные за это время от немцев.

   — Подпёрли — коня выгнать негде! — кричали ему.

   — В тридцати вёрстах купцов разбивают!..

   — Бургомистров наставили!..

   — Жёнок позорят!

   — Церкви облупили!

   — Гайтан с шеи рвут!

   — Со крестом вместе!

   — А и с головой!..

Н, наконец, как бы в завершенье всех этих жалоб, послышался тогда укоризненно-ласковый, словно бы ото всего веча раздавшийся голос:

   — Что долго не шёл?!

   — Да ведь, господа новгородцы... сами ж вы меня... — начал было он, смущаясь.

Но и договорить тогда не дали: бурей негодующих и пристыженных голосов крикнули в ответ:

   — Того не вспоминай, Ярославич!..

   — Забудь!.. Тому всему — погрёб!

...Так было в то вече, здесь же, у этих же исполинских белых полотнищ храма Софии! Так было, когда он был нужен им до зарезу, ибо бронированное рыло немецкой свиньи за малым не соткнулось со злою мордой татарского коня вот здесь, на берегах Волхова!.. Уж хрипел белым горлом господин Великий Новгород, ибо шведский герцог с финского берега, а рыцари Марии, упёршись стопой в Юрьев, круто затягивали на этом горле петлю, да и затянули бы, когда бы он, Александр, не обрубил — и вместе с лапой, с когтями!.. Иное неслось тогда к нему с этой площади, когда стало ведомо, что магистр рижский уж и фохта Новгороду подыскал из ратманов здешних, и что вечу не быть, и посаднику не быть, и что колокол вечевой будет звенеть на кирке немецкой, что Святую Софию либо развалят на кирпичи, либо снимут верхи и переделают в ратушу!..

Помнят ли они, как, отталкивая друг друга, иные из этих же вот самых новгородцев тянулись тогда к нему, чтобы хоть только до плаща княжеского коснуться?! Нет! Не помнят ничего! Всё забыто.

Александр гордо поднял голову. И сам собою пришёл столь долго ненаходимый ответ.

   — Да-а... немало и я утёр поту за Великий Новгород! Немало ратного труда положил за вас, за детей ваших!.. Должны сами помнить!.. И вот — выслужил!.. Ведь экое слово изрыгнул на меня некто от вас... стыжуся и повторить! Что ж, стало быть, заслужил!.. С тем и прощайте, господа новгородцы!.. Спокоен вас оставляю: ни от севера на вас, ни от запада не дует!.. Не поминайте лихом!..

И, произнёсши эти слова, Невский твёрдо пошёл к боковому спуску вечевого помоста.

Всё вече, словно ударом бури, накачнулось к помосту. А те, что стояли поближе, ринулись преградить ему путь.

С вечевых скамей поднялись в тревоге и степенный посадник, и старые все посадники, и тысяцкий.

Посадник Михаил Степанович, поворотясь к народу, как бы в беспомощном призыве простёр обе руки свои. Затем он повёл ими в сторону уходившего князя: дескать, граждане новгородские, да что ж это такое, да помогайте же!.. Седая борода его тряслась; казалось, он не в силах был слова произнести.

Из толпы, подступившей к боковому крылечку, послышались крики:

   — Княже! Господь с тобою! Что удумал?..

   — Не пустим, князь!

   — Нет на то нашей воли!..

   — Кто князя обидел?! Камень тому мерзавцу на шею, да и в Волхов.

   — Вернись, Олександра Ярославич!.. Нет тебе ворогов!..

Александр, нагнув голову, не слушая ничего, приближался к ступеням, чтобы сойти на землю. Вот он поставил ногу на первую ступень, на вторую... ещё немного, и ступит на землю...

   — Ребята! — вдруг выкрикнул отчаянно мужик в белой свитке, без шапки. — Пускай по головам нашим ступает, коли так!..

И, вскричав это, он кинулся под нижнюю ступеньку и лёг, лицом вверх, раскинув руки.

Александр остановился: ему надо было или наступить на лицо, на грудь этого человека, или перешагнуть через него.

Прямо перед собой он видел яростно молящие лица других — таких же, как тот, что кинулся ему под ноги.

И он услыхал за собою голос посадника:

   — Князь, Олександр Ярославич!.. Да ведь то какой-то безумец вскричал... безумному прости!..