За землю Русскую

— Не заносчив и не горд я, отче игумен, — сказал Макарий. — Не имею тайн, которые вынужден был бы скрыть от тебя.

— Помолчи! — Нифонт поднял руку, как бы ограждаясь от чернеца. — Не от заносчивости ли и от гордости затворился ты в хоромах на Городище, не видно тебя ни на владычном дворе, ни в монастырях.

— Не жалует меня владыка, зачем пойду туда?

— Что же, инок, один хочешь жить? Слышал я речи о твоем уме, а правда ль? Неужто не догадался, что один-то не проживешь. Сколько лет и зим обитаешь в Новгороде?

— Много.

— Много! — будто испугавшись этого слова, повторил Нифонт. — А кем пришел ты на Новгород, тем и остался до днесь. Будь ты поближе к владычным-то попам, сидел бы теперь игуменом да не где-нибудь, не в дальнем монастыре, а в Великом Новгороде.

— Не ищу я власти, отче игумен, не гожусь.

— Кто тебя убедил в том, инок?

— Сам сужу. Ни кланяться, ни молить о милости не умею.

— Горд, горд, — как бы в раздумье произнес Нифонт. — Я вот тоже горд, не умею просить милостыни, а живу в Юрьеве, и не обижают меня… Родился-то где?

— В Суздале. В соборе у Рождества пономарем был родитель.

— Суздалец! Не любишь, чай, Новгород?

— Не люблю тех, кто забыл о благе земли отчинной, — резко, но откровенно промолвил Макарий. — Тех, кто подчинил душу свою стяжанию и злу. Как рукаву не гулять без кафтана, так и Новгороду не жить без Владимира. Едина Русь.

Еле заметной улыбкой дрогнули уголки губ Нифонта, но глаза его были серьезны, голос прозвучал твердо, когда он сказал:

— Ты прав, инок, едина Русь. Много испытаний и бед пало на ее долю, но она живет; поднялась из огня и тлена. Ты книжник, а вот я спрошу тебя: что ты сделал для возвышения земли отчей? Мало сделал. Скуден твой ответ будет. Когда воин берет меч, идет в битву и проливает кровь за свою землю, я радуюсь его подвигу. Я вижу в том душу возвышенную и сильную. Мы не воины, но и не рабы трусости и празднолюбия. Слова и дела наши поднимают дух истины, вкладывают волю в сердца. В общении с людьми обретаем мы место свое и, общаясь с людьми, изощряем ум. Скажи, инок! Спроси себя и скажи: намерен ли ты погасить навсегда то, что даровано тебе от рождения и что приобрел сам? Не наслаждаешься ли ты в одиночестве гордынею перед другими, слабыми и меньшими тебя?

— Что делать, отче, научи!

— Научу, — просто, словно речь шла о самом обычном, сказал Нифонт. — Иди в люди! Не все они в единомыслии с тобою, а ты иди. Я стар, недолго осталось мне жития… Не хмурься, инок, не старайся показать, что не веришь. Товорю о себе не для похвальбы, а потому, что в мои лета не пристало колпак набекрень задирать. Куда уж! Князь Ярослав Всеволодович пишет мне о тебе… Хочет он видеть в тебе преемника моего. Присматривался я, инок, спрашивал… Хочешь ли знать, что думаю? — неожиданно спросил Нифонт у Макария. — Не скрою, и о том молвлю. Думаю, что обрел в тебе человека, которого искал, которому могу доверить то, что доверено мне. Не возражай! — заметив яркую краску, вспыхнувшую на лице Макария, Нифонт предупредил чернеца. — Обдумай все прежде, утвердись во мнении своем, тогда и скажешь. Хочу я, инок, познать в тебе друга своего и сына.

— Если бы я был достоин, отче игумен…

— О достоинствах не суди, — перебил Макария Нифонт. — Говорил тебе, что я старик хитрый, что говорю — знаю.

— Неприемлем я владычному двору.

— Юрьев монастырь не владычный двор. Ты мне ответь, а не им.

Нифонт поднялся, размашисто, как и в первый раз, благословил Макария.

Глава 22

Гости новгородские

Весна шла ранняя. На Красную горку вскрылся Волхов. И как только прошел ильменский лед, по полой воде отплыли от Гаральдова вымола ладьи Василия Спиридоновича и Афанасия Ивковича.

Шведский поход на Русь прервал торговлю ганзейских городов с Великим Новгородом. Поражение на Неве обессилило шведов, они не помышляли о новом походе к русским рубежам, но все же, пользуясь тем, что вблизи моря нет новгородского войска, нападали на ладьи ганзейских гостей, шедшие к Новгороду. Шведы грабили товары, подвергали смелых мореходцев унижениям и бедам. Ливонские рыцари не пускали гостей в Новгород через Ригу и Колывань, заградили Лугу. Зимой на Великом торгу в Новгороде мало было заморских товаров, и свои товары скопились в боярских клетях и в гостиных братчинах.