Заблудиться в страшной сказке

Не провоцируй! Нельзя оскорблять террористов. Нельзя выкрикивать, что пусть они, сволочи, нас сейчас убьют, но зато за нас непременно отомстят. Нельзя громко высказывать свои религиозные убеждения и оскорблять религию бандитов – кем бы они ни были. Ну, если не хотите стать мучеником за веру. Нельзя кричать и громко плакать – вас могут пристрелить просто потому, что у террористов тоже нервы на пределе, и они просто хотят, чтобы вы заткнулись. Ни в коем случае не надо бросаться на вооруженных бандитов с голыми руками или ножками от стульев, если вы не обладаете специальной подготовкой. Не надо даже смотреть террористам в глаза – они могут воспринять ваш взгляд как проявление агрессии либо решить, будто вы что-то затеваете. Тут действует такое же правило, как и при контакте с дикими животными…

Но, с другой стороны, нужно любой ценой сопротивляться «стокгольмскому синдрому» – это когда вы отождествляете себя с захватчиками, и через какое-то время вам начинает казаться, что вы на одной стороне, а эти полицейские гады с автоматами, что могут вас положить при штурме, – на другой.

С террористами нужно играть. Торговаться, постоянно вынуждая идти на уступки – так, по чуть-чуть, вы постепенно отвоевываете пространство для маневра. Попросить воды для детей. Договориться, чтобы в обмен на автобус злодеи согласились отпустить всех женщин и раненых. И стоять на своем. Таким образом вы «расшатываете» заранее заготовленный сценарий бандитов. Во время передачи заложников или воды они становятся уязвимы – и вы даете возможность профессионалам вступить в игру.

А сейчас я довела Лидочку до белого каления. Мне показалось, что, если бы нас не разделяла стеклянная стена, Каракозова просто-напросто бросилась на меня и вцепилась бы мне в волосы, громко визжа…

Но я прекрасно отдавала себе отчет в том, что делаю.

Наш случай был совершенно иным. Во-первых, никто – никакой спецназ – не придет спасать нашу компанию. Так что на помощь профессионалов рассчитывать не приходится. Во-вторых, мы абсолютно беспомощны в этом стеклянном кубе. И надо сделать все, чтобы изменить ситуацию, заставить главного злодея перевести нас в другое помещение. И в-третьих, я собиралась взвинтить ситуацию до состояния «отсчет пошел, до взрыва три секунды». Это было необходимо для того, чтобы наш невидимый противник занервничал и допустил какую-либо ошибку. А уж мы этот момент постараемся не упустить и использовать на сто один процент…

Алехин кивнул – хотя я не могла проговорить все это вслух, капитан меня понял. Ведь всех «силовиков» обучают однотипно, и тут мы с капитаном, так сказать, говорили на одном языке.

– Вячеслав Васильевич, долго вы нас тут будете мариновать? Может, побеседуем уже?

Следующим, кто вошел в стеклянный зал, была Ольга Комарова. Одетая в зеленый свитерок с люрексом, составлявший ослепительный контраст с огненно-рыжими волосами, Миледи смерила меня взглядом, который можно было истолковать только так: «Ну, держись, Охотникова! Как только я до тебя доберусь, ты пожалеешь, что на свет родилась!»

– Добрый день… или уже вечер? Скорее вечер, дорогая Ольга! Ничего, что я так попросту? Скажите, Ольга, зачем вы «настучали» на меня капитану Алехину? Понимаете, если бы не это, возможно, мы и не беседовали бы с вами сегодня в такой приятной компании…

Ольга сделала шаг ко мне. Подумала и остановилась, прожигая меня горящими глазами. Я слегка нажала на шею Дрюни – не больно, а так, чтобы стоять парню стало исключительно неудобно.

– Мам, вытащи меня отсюда! – сдавленным голосом пискнул Дохлый. Молодец, мальчик!

– Только тронь его, тварь! – прорычала Миледи. – И я тебя бубонной чумой заражу!

Алехин судорожно перевел дыхание. Перспектива получить чуму меня привлекала не больше, чем капитана, но я постаралась сделать равнодушное лицо – точно мои руки полны козырей.

Вслед за Комаровой за стеклом возник худосочный юноша – очевидно, тот самый Валера, что из-под полы снабжал Дрюню препаратами собственного изготовления. Валера в разговоры вступать не пытался – так, маячил на заднем плане.

– Не волнуйтесь вы так, Ольга! Никто не причинит вашему малышу вреда. Пока не причинит, – зловеще добавила я.

Надоело мне это ожидание. Ну, давай же, где ты, сволочь?

В кино на этом месте музыка становится особенно угрожающей. Но сегодня фанфары не зазвучали. Однако все лица как по команде повернулись к двери.

Потому что в зал наконец-то входил тот, ради кого мы сюда пришли, – Моцарт от биохимии, Славочка Комаров собственной персоной.

Глава 10

Свой дурацкий костюм тысяча девятьсот восемьдесят пятого года выпуска, служивший ему маскировочной шкурой, Комаров оставил дома. Сейчас Вячеслав был одет в классические брюки и белоснежную рубашку. Полуразвязанный галстук болтался на груди – это было единственное, что указывало на то, что Комаров нервничает. Загорелая лысина ученого блестела в свете мощных ламп. Лицо, прорезанное глубокими вертикальными морщинами на лбу и у рта, казалось жестким и усталым.